Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я слышу кое-что. От людей, приносящих нам подношения. Их не так много, как раньше, но некоторые все еще приходят. Видимо, Сонорус провозгласил независимость, и Первый ее признал. Пока что Империя не давала официального ответа, но в любом случае он ничего хорошего не сулит. А ты слышал, что творится на юге? Ходят слухи, что…
Руки освобождаются. Янтарные глаза замирают на двери. Их взгляд обращен на попавшуюся Веспер. Она быстро улыбается и входит, откашлявшись.
– И что это за слухи, дядя?
– А, Веспер, – следует радостный ответ, – это всего лишь слухи, ничего серьезного. Как поживает коза?
– Хуже. В этот раз даже не подумала заняться ребенком. Если бы я не пришла, он бы погиб.
– Это уже третий тобой спасенный, верно?
– Вообще-то пятый. Но она с каждым разом делает все меньше.
– Сомневаюсь, что в ее возрасте у меня получалось бы лучше.
– Дядя, а сколько ей лет?
Ни с того ни с сего оба мужчины улыбаются.
– Кто знает. Но много. Будь она человеком, давно бы перестала рожать, это уж точно.
– Ну, она их, конечно, рожает, но не кормит. Мне нужна бутылка.
– Бери.
Руки треплют ее по голове, когда она проходит мимо. Веспер чувствует, что отец за ней наблюдает, и старается двигаться побыстрее. В спешке она выпускает соску, и та падает.
– Что-нибудь слышно из Града?
– Почему ты спрашиваешь?
Она приседает, чтобы поднять соску.
– Мне кажется, я видела, как к нам кто-то приходил.
– Это так, у нас в самом деле был гость. И в самом деле из Града.
– Что он сказал?
– Немного.
– Но что-то же он сказал.
– Ты знаешь, как это обычно бывает – вечно случается всякая всячина.
Вред слышит, как она в предвкушении задерживает дыхание.
– Но ничего такого, о чем нам следовало бы волноваться, – быстро добавляет он.
– А-а… – Как обычно ничего не узнав, она поднимает соску с пола и уходит.
Сытый и довольный козленок засыпает на руках у Веспер.
Она сидит на нижней ступеньке, с улыбкой его баюкая, пока ее собственный живот не начинает требовать внимания. Козленок ворчит, когда она опускает его на землю, но не просыпается. Веспер с облегчением вздыхает и прокрадывается в дом. Ее воображение уже рисует сочные картинки, от которых текут слюнки.
По привычке она прислушивается к звукам на кухне, но оттуда доносится лишь тихое похрапывание. Заглянув внутрь, она видит спящего дядю Вреда, сгорбившегося в кресле.
Храп продолжается: сон не тревожит ни стук приборов, ни довольное чавканье.
Покидая кухню, она слышит доносящийся из кладовки звук и замирает. Дверь приоткрыта, но недостаточно, чтобы заглянуть внутрь. Внутри нее борются любопытство и страх. Она вновь что-то слышит – негромкий скребущий звук – и не может его опознать. Кто бы ни был в кладовой, он двигается тихо и осторожно.
Наверное, это отец. Интересно, что он задумал. Она тянет дверь и молится, чтобы та не скрипнула. Опыт научил ее: если хочешь узнать правду, то лучше искать ее самой, а не задавать вопросы. Просвет расширяется медленно, сантиметр за сантиметром.
Когда Веспер заглядывает внутрь, ее глаза округляются значительно быстрее.
Он стоит к ней спиной со сжатыми кулаками. Возле его ног раздается низкий звук, похожий на гудение злого шершня.
Постепенно он начинает трясти головой из стороны в сторону, и гудение нарастает.
Она ощущает напряжение в воздухе, видит, как невидимые руки утягивают отца, как он сопротивляется, отклоняется, будто сражаясь с бурей.
Снова трясет головой, быстрее и уже менее уверенно. Его челюсть двигается, но даже если он что-то и говорит, то слишком тихо, чтобы услышать.
По-видимому, что-то рушится, и отец в отчаянии быстро нагибается. Раздается звук захлопнувшейся крышки ящика.
Гудение становится тише, но не затихает.
Отец тяжело опирается на ящик, затем встает.
Веспер отскакивает от двери, но поздно – отец ее увидел. От него никогда не скрыться.
Веспер принимает, как она надеется, нейтральное выражение лица.
– Ты в порядке?
Он шагает к двери и коротко кивает. Его янтарные глаза налились кровью, опухли, и она задумывается, не плакал ли он.
Мгновение они смотрят друг на друга, и Веспер понимает, что должна что-то сказать, поговорить с ним. Она понятия не имеет, с чего начать, и вместо этого слабо улыбается.
Отец уже готов вынести ей наказание, и она надеется, что хотя бы сейчас он ей откроется, но он сразу же закрывает рот и снова резко кивает.
Дверь между ними захлопывается.
Сердито бурча, Веспер плюхается в траву на холме. Козленок садится рядом.
– Это нечестно! – восклицает она, и козленок испуганно на нее смотрит. – Он никогда мне ничего не рассказывает. И никогда не разрешает никуда ходить, не разрешает ничего делать. Я уже устала от коз и травы, – чтобы смягчить свои слова, она гладит козленка по голове. – Но ты очень милый.
Этот вечер она проводит, наблюдая за горизонтом в трубу. Вглядывается в далекие очертания Сияющего Града, надеясь разглядеть отблески места, о котором она знала из рассказов дяди, но в котором никогда не была. Сегодня ее усилия вознаграждаются. Вот собирается в круг группа молодых людей. Она настраивает визор на максимальное приближение, чтобы разглядеть детали. Их одежды похожи – белые, без украшений: в Сияющем Граде мода не предназначена для молодых, и они все носят одинаковые стрижки. В том, как они стоят, есть что-то официальное, и ей интересно, чем они заняты.
Способ построения кажется знакомым, и чип у нее в голове начинает свою работу. Он анализирует группу, строй, возраст, и в голове у Веспер вспыхивает подходящее слово: хор. В Сияющем Граде всех молодых людей с детства группируют в хоры, чтобы предотвратить их чрезмерную привязанность к семье. Каждые шесть месяцев состав хора меняется, чтобы в группе не возникали социальные связи. Таким образом обеспечивается верность империи.
Веспер не знает о социальной инженерии, не понимает, что во всех этих людях подавлена индивидуальность. Она видит тайну – и хочет еще.
Какое-то время девочка наблюдает, подмечая каждое движение и каждый жест. Она понятия не имеет, о чем они говорят, но уверена, что каждое их слово волшебно.
Она не замечает человека, пока он практически вплотную к ней не подходит. Веспер в трубу видит его бледную кожу, и в приближении он кажется ей гигантом. С визгом она падает на спину, а козленок шугается и уносится вверх по холму, исчезая из вида.