Что касается польского язычества, то первым автором, упомянувшим о верованиях своего народа, был историк XV в. Ян Длугош: «Венеру именовали Дзидзилеля (Dzydzielelya); почитая ее богиней брака, просили у нее даровать обилие потомства и многочисленность сыновей и дочерей. (…) Изваянию же Дианы, которая, по языческому суеверию, считалась женщиной и девой, замужние женщины и девушки приносили жертвы. Цереру почитали крестьяне и земледельцы, принося в жертву пшеничные зерна. Имели также среди богов Порядок (Temperies), которого на своем языке называли Погода, как бы подателем хорошей погоды; а также бога жизни, которого звали Живе (Zywye). И поскольку держава лехитов была основана в краю обширных лесов и рощ, в них, как передавали древние, обитала и встречалась Диана; Церера же считалась Матерью и богиней плодов, в достатке которых нуждался край. Диана на их языке звалась Дзевана (Dzewana), а Церера – Маржана (Marzyana). Для них в самых лучших и изобильных местах справлялись почтительные обряды, были установлены торжества с жертвоприношениями, на которые сходились мужчины и женщины с детьми. Приносили своим богам жертвы и угощения из скота, нередко же из людей, схваченных в битве, те, кто верил, что беспорядочное множество отеческих богов можно умилостивить возлияниями.

В их же честь праздники в определенное время года были учреждены, на которые много людей обоего пола сходилось в установленные дни из сел и деревень в города, дабы бесстыдными зрелищами такого рода, сладострастными жестами, рукоплесканиями и нарушением приличий некими любовными песнями, хлопаньем и выходками – таким многократным почитанием призвать упомянутых богов и богинь»24. Память о прежних богинях в Польше сохранялась и в XV в., и историк констатировал: «После того, как свершилось это уничтожение и утопление ложных богов и богинь, в некоторых польских селах и в наши дни его изображают и возобновляют, нося на длинном шесте изображения Дзеваны и Маржаны, бросая их в болото и утапливая в день Радостного воскресенья, дабы влияние этого древнейшего обычая среди поляков не исчезло»25. Хоть Ян Длугош писал и о мужеских божествах своих предков, показательно, что, по его свидетельству, поляки продолжали делать изображения лишь двух богинь.

Интересно отметить, что польская традиция также сохранила воспоминание о былом господстве богини, хоть и в достаточно позднем сочинении. «Истинная повесть об основании монастыря на Лысой горе», написанная в XVI в., так излагает это предание: «Лысая гора названа от замка Лысец, который на ней был, названный так потому, что он издалека белел. В том замке одна госпожа перед тем жила. Превознесшись от гордости, что победила Александра Великого под той горой, велела она почитать себя как богиню Диану. Но вместо этого за такое кощунство кару Божью получила: тот замок гром разрушил, а ту госпожу со всеми служанками поразил. Так что еще до нынешнего дня лежат на том месте большие глыбы камня. На том же месте был храм трех идолов, которых звали Lada, Boda, Leli (Лада, Бода, Леля). К ним простые люди сходились в первый день мая, молитвы им творить и жертвы приносить. Тогда Дубравка велела построить монастырь и посвятить святой Троице»26. С учетом того, что Лысые горы в славянском мире традиционно считались местом сбора ведьм, то, очевидно, эта повесть имеет под собой основу в виде местных преданий о могущественной ведьме или богине. Как отмечал Б.А. Рыбаков, археологические раскопки показали, что в языческие вpемена весь венец этой Лысой гоpы близ Келец в Польше был обнесен мощным каменным валом длиной 1500 м, внyтpеннее пpостpанство котоpого пpедставляло огpомное святилище под откpытым небом, вмещавшее тысячи человек. Исследователь данного комплекса Ю. Гонсовский датиpовал его эпохой гальштата, а в качестве культового места святилище продолжало функционировать и в IX–X вв. Таким образом, археологические данные подтверждают свидетельство позднего источника о существовании языческого святилища на Лысой горе в Польше. С другой стороны, предание об окаменевших женщинах, ослушившихся божьей воли, присутствует и в русском фольклоре. Один отечественный сборник XVII в. объяснял происхождение каменных баб наказанием женщин, справлявших языческие обряды: «Было от города Смоленска за 30 верст по Черниговской дороге, случилось быть на великом поле безстудному беснованию. Множество дев и жен стеклися на бесовское сборище, нелепое и скверное, в ночь, когда родилось Пресветлое Солнце – великий Иоанн Креститель»27. Бог послал к ним св. Георгия, велевшего прекратить это сборище, однако они его не послушались. Тогда святой проклял собравшихся, и они окаменели. Итак, мы видим, что автор этой повести связывал возникновение каменных баб с женщинами, собравшимися на игрище в ночь на Ивана Купалу.

Весьма показательно, что героиня «Истинной повести» побеждает сначала некого мужского персонажа, замененного Александром Македонским (в одном древнерусском поучении против язычества происхождение языческих богов объяснялось как результат обожествления правителей древности), претендует на божественный статус, однако впоследствии гибнет от удара грома. Поскольку гром находился в ведении Перуна, то гибель от него «Дианы» символически описывает патриархальную революцию, в результате которой верховенство в пантеоне переходит от богини к богу-громовержцу. Как видим, польская «Истинная повесть» другим способом излагает ту же самую идею, что и древнерусское «Слово св. Григория» о том, что до начала поклонения Перуну как верховному богу славяне почитали каких-то женских божеств.

При этом следует отметить, что культ Перуна у наших далеких предков отмечается иностранным автором весьма рано, почти вскоре после того, как славяне вступают в соприкосновение с Византийской империей. Уже византийский писатель VI в. Прокопий Кесарийский сообщает о почитании нашими предками бога-«творца молний», т. е. Перуна. Это свидетельство столь интересно, что его следует привести целиком: «Они считают, что один только бог, творец молний, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу, и когда им вот-вот грозит смерть, охваченным ли болезнью или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание, если спасутся, тотчас же принести богу жертву за свою душу; избегнув смерти, они приносят в жертву то, что обещали, и думают, что спасение ими куплено ценою этой жертвы. Они почитают реки, и нимф, и всякие другие божества, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят и гадания»28. Как видим, уже в момент своего выхода на арену мировой истории славяне считали верховным богом Перуна, что, однако, не исключало почитание и других божеств, в том числе и нимф, под которыми, по всей видимости, следует понимать русалок. Однако патриархальная революция у славян была связана не только с образом Перуна. Целый ряд легенд и преданий показывает, что с грандиозным переворотом как в общественной, так и в религиозной жизни был также связан и бог-кузнец Сварог. В посвященном ему исследовании было показано, что установление патриархата у наших далеких предков следует датировать временем возникновения кузнечного дела и начала распада индоевропейской общности, т. е. примерно III тысячелетием до н. э.