Найл успокаивал лихорадку брата, как будто она была его собственной. Вначале эффект получался, казалось, обратный: жар распалился еще сильнее. Но вот в больном наметился некий встречный ток, будто бы Найл и Сидония нашептывали слова, облегчающие тягость, а он этим словам внимал.

Внезапно в дело включилась Крестия, тоже положив ладони на Вайга. Тот, даром что в забытьи, казалось, узнал ее — во всяком случае, он расслабился.

Найлу уже доводилось ощущать подобное, когда он делился энергией с той незнакомкой в больнице, а затем с Чарис — девушкой, что сопровождала убийц из Страны Призраков. Энергия вытекала примерно так же, как у донора при переливании крови. Вайг впитывал ее так же естественно, как и жизненную силу Сидонии с Крестией. Постепенно жар сошел, и брат погрузился в нормальный сон.

Минуту-другую все трое сидели, сознавая друг друга с внезапной остротой. Интересно было наблюдать, как они словно разделяют единое тело — точнее, он, Найл, сознает тела этих женщин как свое собственное. В этот миг сделалось ясно, почему Вайг находит противоположный пол столь привлекательным. Объятия мужчины и женщины — просто первый шаг в этом взаимном обмене энергией.

Это, пожалуй, и причина того, почему энергия Сидонии и Крестии для Вайга благотворнее, чем энергия Найла: из-за обратной полярности.

Тихий стук в дверь заставил всех вздрогнуть. Это подошел Симеон, а с ним женщина лет тридцати.

— Моя дочь Леда, — представил Симеон.

Желтоватые волосы до плеч, продолговатое лицо с безмятежными серыми глазами и четко очерченным ртом. В отличие от здешних женщин профиль не сказать чтобы броский, но это, кстати, делало Леду едва ли не более привлекательной. У Найла возникло необъяснимое ощущение, будто он знает ее вот уже много лет. Приятно было отметить, что она не пытается перед ним заискивать или еще каким-то образом выражать почтение к нему, правителю города.

— Ну, как наш инвалид? — спросила она непринужденно.

— Ничего, уже легче.

Леда села возле кровати. Глядя, как сноровисто ее загорелые пальцы нащупывают Вайгу пульс, Найл понял, что брат в надежных руках. Но и после этого Леда не выпускала его запястье, словно бы настраиваясь на физическое состояние больного. Наконец бережно опустила его руку на покрывало.

— Он по-прежнему очень болен.

— Кстати, до твоего прихода ему было хуже. Лихорадило.

— Вы сняли жар? — спросила она, мгновенно все поняв.

— Мы все, втроем.

— Что ж, молодцы.

— Можешь ответить на вопрос? — спросил Найл.

— Попробую.

— Если у нас получается снять жар, почему мы не можем исцелить Вайга полностью?

— Потому что в крови у него полно крохотных паразитов, вклинился Симеон, — вроде мельчайших пиявок.

Все эти разговоры о целительстве вызывали у него раздражение.

— Паразиты — не единственная причина, — заметила Леда. — Я чувствую, дело здесь не только в этом.

— А в чем?

— Не знаю. Что-то вроде враждебной силы. Но ее возможно нейтрализовать.

— Как? — В голосе Найла звучала надежда.

— Тут есть где-нибудь комната с деревьями?

— Деревья? — переспросил Найл растерянно. — В смысле, настоящие?

Что она имеет в виду? Живопись или, может, стенную роспись?

— Да, настоящие.

Подумав, он покачал головой.

— Нет у нас такой комнаты.

— Как раз есть, — подала неожиданно голос Кристия, и все обернулись к ней. — Один закут в подвале. Могу показать.

Она взяла фонарь и выкрутила колесико до отказа, чтобы горел в полную силу. Найл тоже прихватил фонарь, а остальные — масляные светильники из стенных ниш.

Пока шли за Крестией через верхнюю анфиладу во дворец, Найл недоумевал по поводу ее затеи. Уж что-что, а здание дворца он знал досконально, от подвалов до чердака. Да и вообще, как такое может быть, чтобы в комнате — деревья?

По коридору Крестия вывела процессию на лестницу в подвал. Просторное, выложенное камнем хранилище источало приятный запах съестного: яблок, окороков, специй, зреющих медов и сидра. С крюков на стропилах свисала дичь. Крестия направилась к небольшой угловой двери, той, что выводит в просторный чулан с нагромождением старой мебели и медленно истлевающих гобеленов. Найл сюда, случалось, захаживал, но так как комната, судя по всему, была тупиковая, то особо не вглядывался. Тем временем Крестия лавировала между хромых комодов, треснувших зеркал, продавленных кресел, вздымая клубы пыли так, что неудержимо тянуло чихнуть. И вот в самом углу неожиданно обнаружилась укромная, на два засова запертая дверца. Крестия не мешкая взялась выдвигать засовы (пришлось прибегнуть к помощи Симеона), а когда та наконец с протяжным скрипом отворилась, в лицо вдруг дохнуло свежим воздухом.

Поднятый фонарь выхватил из темени довольно обширное помещение. Когда-то в стародавние времена здесь была, должно быть, конюшня; сохранились даже стойла. На дощатых стенах сиротливо висела растрескавшаяся кожаная сбруя. Земляной пол, зияющий проем окна. Очевидно, это была пристройка к внешней стене здания. А из мола, в паре метров друг от друга, тянулись два древесных ствола, уходя вверх через дыры в потолке.

Сколоченная из неструганых досок дверь с деревянной задвижкой вела, как выяснилось, в небольшой внутренний дворик, о существовании которого Найл даже не подозревал.

— Это аболии, — сказала Леда, ласково поглаживая шершавую кору. — Древесина у них твердая, как у дуба или красного дерева. Они растут в Дельте. Я бы советовала перенести кровать твоего брата сюда и поставить между ними.

Ее совету последовали без промедления. Сидония была отряжена в больницу, откуда тотчас прибыли двое скороходов с носилками, на которые переложили Вайга. Двое мебельщиков из дворца разобрали скрепленную деревянными колышками кровать, собрав ее снова в помещении бывшей конюшни. Вайг спал так крепко, что его не побеспокоил даже стук молотков, когда крепили колышки.

Весь этот переполох разбудил мать, Сирис, и она с волнением наблюдала, как Вайга перекладывают на обновленную постель между деревьями. Склонясь над сыном, она прикоснулась ладонями к его лбу. Как и Найл, Сирис обладала определенными телепатическими способностями, особенно в отношении своих детей.

— Жар почти унялся, — сказала она, лучась улыбкой облегчения.

Найл, сидевший по другую сторону кровати, проделал то же самое и тут же понял, что мать во многом выдает желаемое за действительное. Кровь у Вайга по-прежнему горела подобной яду лихорадкой. Но по крайней мере теперь состояние у него стабилизировалось. Сфокусировавшись на более глубинном уровне, Найл ощутил, что стоящие по бокам деревья действуют успокаивающе, словно прохладный ветерок, веющий в душную комнату через окно. Ветерок этот был своего рода жизненной силой, определенной вибрацией богини. Паук ощущал бы ее как медленный, капля за каплей, приток жизненной энергии, который в конце концов неминуемо бы его исцелил. Однако более сложному организму вроде человеческого такого уровня энергии для перезарядки недостаточно — хотя и она действует благотворно, подобно тихой музыке. А с наступлением рассвета, когда прилив энергии возрастет, этот эффект сделается еще сильнее.