— Никаких ремней безопасности?

— А зачем беспокоиться, когда ты жил еще недостаточно долго, чтобы понять о смерти хоть что-то? — сказала Кэтлин, когда они входили в помещение, которое служило одновременно и сестринским постом, и приемным отделением.

Ханна склонилась над регистрационной стойкой.

— Кэрол? Пожалуйста, вы не смогли бы позвонить на хоккейный каток и оставить сообщение для Джоша, что я немного опоздаю? Может быть, он потренируется еще.

— Да не вопрос, доктор Гаррисон.

Доктор Крэйг Ломэкс появился на сцене в безупречном зеленом хирургическом одеянии, похожий на доктора из «мыльной оперы».

— Иисусе, — пробормотала Кэтлин шепотом, — он опять смотрит повтор «Скорой помощи». Вы только полюбуйтесь на его прическу! Чед Эверетт, да и только!

Пряди темных волос падали на лоб с нарочитой небрежностью, которой он достиг, вероятно, проведя перед зеркалом — не меньше пятнадцати минут кропотливого труда. Ломэксу тридцать два, он был безумно влюблен в себя и страдал от переизбытка уверенности в собственных талантах. Он приехал в Оленье Озеро в апреле, после того как его отвергли медицинские центры в Городах-Близнецах, Миннеаполисе и Сент-Поле, — суровая правда, которую не удалось скрыть, так же как и изъян в его эго. Но Оленье Озеро было достаточной глубинкой, здесь не страдали излишней разборчивостью. Получать зарплату где-нибудь поближе к метро большинству докторов интереснее, чем шанс удовлетворить потребности небольшого сельского городка.

Ломэкс придал своему лицу соответствующее моменту серьезное выражение, которое несколько потускнело, когда он заметил Ханну.

— Я думал, вы ушли домой, — сказал он без обиняков.

— Кэтлин меня поймала.

— Причем в самый последний момент, — добавила медсестра.

Ломэкс шумно втянул воздух, готовый отчитать ее за такие действия.

— Прекратите, Крэйг, — отрезала Ханна. Она бросила свои вещи на кушетку в приемном покое и направилась к дверям, которые начали медленно раздвигаться.

Показалась каталка, которую сзади толкал фельдшер, другой склонился над пациентом, разговаривая с ним успокаивающим тоном:

— Держись, Майк. Доктора поставят тебя на ноги в мгновение ока.

Молодой человек на носилках застонал и попытался сесть, но фиксаторы на груди и голове удержали его. Лицо выше шейного воротника было серым и напряженным от боли. Кровь бежала по виску из глубокой раны на лбу.

— Что у нас тут, Арлис? — спросила Ханна, закатывая рукава свитера.

— Майк Чемберлен. Девятнадцать. Он немного не в себе, — ответил фельдшер. — Пульс сто двадцать. Кровяное давление девяносто на шестьдесят. Получил удар по голове и несколько переломов.

— Сознание ясное?

Ломэкс задержал ее на пути к носилкам таким осторожным движением, как будто она была стеклянная.

— Позвольте, позвольте! Я займусь им, доктор Гаррисон. Вы не дежурите сегодня. Мэвис! — кивнул он Мэвис Сэндстрём. Медсестра переглянулась с Кэтлин, выражение ее лица было невиннее, чем у карточного шулера.

Ханна прикусила язык и отступила. Не было никакого смысла начинать перепалку с Ломэксом в присутствии персонала и пациента. Вряд ли администрация одобрила бы такое действие. В любом случае она не хотела связываться с руководством. Пусть Ломэкс займется пациентом, на которого, похоже, потребуется немало времени.

— В третий процедурный кабинет, парни, — приказал Ломэкс и повел их по коридору, в то время как вторая машина «Скорой помощи» уже подъезжала к пандусу приемного отделения. — Давайте начнем c раствора Рингера внутривенно.

— Доктор Крэйг опять возомнил о себе бог знает что, — проворчала Кэтлин. — Должен же он наконец понять, что теперь вы — его босс.

— Ну, не такая уж он важная персона, — ответила Ханна спокойно. — Если мы будем игнорировать его подольше, возможно, он прекратит попытки метить территорию, и мы все тогда заживем счастливо.

— Или, может быть, у него что-то перемкнет в голове, и мы найдем его на автостоянке писающим на колеса.

Но смеяться не было времени. Грузная медсестра из второй машины «Скорой помощи» ворвалась в приемную:

— У нас полная остановка сердца. Ида Берген. Шестьдесят девять. Мы взяли ее с порезами и синяками, а когда затащили в машину — бах! Она хватается за грудь и начинает…

Остальные ее слова уже никто не слушал, так как Ханна, Кэтлин и еще одна медсестра уже действовали. Настоящий ураган разразился в отделении неотложной помощи. Отдавались и тут же, как эхо, повторялись приказы. Трещали пейджеры, вызывая дополнительный персонал. Каталка кружила из приемного отделения в холл и обратно. Гремели лотки, ящики с лекарствами, инструментами и препаратами.

— Стандартная кардиореанимация, парни, — распорядилась Ханна. — Дайте мне эндотрахеальную трубку шесть с половиной и кислородную подушку, пустим немного воздуха ей в легкие.

— Есть пульс?

— Нет.

— Электрошок?

— Да.

— Кровяное давление сорок на двадцать и быстро снижается.

— Внутривенно бретилий и допамин. И адреналин.

— Черт возьми! Я не могу найти вену! Ну, детка, давай же! Иди к мамочке Кэтлин…

— Аллен, послушай легкие. Остановите стимуляцию! Энджи, разбери запись. Дыхание появилось?

— Нет… почти нет…

— Попала! — Кэтлин натянула тонкую пластиковую жилку на катетер и закрепила скотчем. Ее маленькие руки действовали быстро и уверенно. Ассистентка подала Кэтлин адреналин, и она ввела его в жилку.

— Дефибриллятор, доктор Гаррисон!

— Надо восстановить ритм сердца. Крис, продолжайте стимулировать, пока я не скажу. Аллен, заряд до 320, — Ханна схватила электроды и потерла их друг о друга, чтобы распределить гель. — Приготовиться! — Электроды против обнаженной груди женщины. — Разряд! — Удар. Тело старушки вздрогнуло на каталке.

— Ничего! Пульса нет!

— Разряд! — Она снова нажала кнопки. Взгляд на монитор, где ровная зеленая линия разделила пополам экран. — Еще раз. Разряд!

Тело женщины в конвульсиях. Прямая линия изогнулась, как кнут при щелчке, и монитор начал неустойчиво попискивать. Радость и облегчение наполнили комнату.

Они работали c Идой Берген сорок минут, вытаскивая из когтей смерти, только для того, чтоб снова потерять ее через десять минут. Они сотворили чудо во второй раз, но в третий удача отвернулась от них. Ханне пришлось сказать мужу Иды.

Рабочая одежда Эда Бергена тепло и сладко пахла коровой, парным молоком и едва уловимо — навозом. У него было то же стоическое лицо, какие она видела у многих северных фермеров, но его глаза были яркими и влажными от беспокойства, и они наполнились слезами, когда она сказала, что врачи сделали все возможное, но не смогли спасти его жену.