Уже по пути домой я поняла, что не спросила, как зовут малышку. Возможно, второго шанса узнать мне не представится. Я решила, что буду звать ее Жемчужинка — у нее кожа была нежной и розовой, как жемчуг.

Когда я открыла входную дверь, совята громче прежнего завели свою песню. Может быть, они производили и меньше шума, чем оба моих телефона, домашний и мобильный, но разница была незначительной. Я посмотрела на трезвонящую трубку домашнего телефона, которую продолжала сжимать в руке. Потом взглянула на мобильный, лежащий на кухонном столе. Тоже звонит. Надо было выбирать.

— Клара, у нас барсуки. — Это звонила Харриет, моя медсестра и одновременно администратор ветклиники. — Сильно искалеченные. Приезжай как можно скорее. Сколько тебе нужно времени, чтобы приехать?

— Барсуки? Их много?

— Трое. Чуть живые. Их нашли сегодня утром на одном из складов в окрестностях Лайма.[1]Они сильно искалечены.

Я вздохнула и посмотрела на часы. Двадцать минут восьмого, а я уже «познакомилась» с ядовитой змеей и имела беседу с тремя людьми — многовато для обычного утра. А вскоре мне придется иметь дело с последствиями крайне отвратительного случая барсучьих боев.

Примерно через три километра я свернула с шоссе А35. Здесь простиралась пустошь — естественное место обитания гадюк. Я прошла метров сто вглубь и выпустила змею из контейнера. За считанные секунды гадюка исчезла, и я больше о ней не думала.

Среди барсуков была беременная самка, которая через пятнадцать минут после того, как ее доставили в лечебницу, произвела на свет потомство и тут же сдохла. Три крошечных детеныша размером не больше мыши сразу же были помещены в палату интенсивной терапии.

Из оставшихся двух взрослых особей больше всего досталось молодому самцу: поперек всего брюха у него зияли глубокие рваные раны, на обеих передних лапах виднелись следы укусов, половина морды была откушена, и мне особенно не нравилось, как выглядит одна из его передних лап.

— Ублюдки! — сказал за моей спиной Крэг, старший медбрат, и с ним трудно было не согласиться.

Барсучьи бои были запрещены в Великобритании еще в 1835 году, но и в наши дни проводятся эти незаконные жестокие развлечения. По какой-то необъяснимой причине в последние годы на юго-западе страны эта забава переживает, пожалуй, второе рождение. Правила проведения боев были предельно просты: брали здорового взрослого барсука, намеренно наносили ему увечья, чтобы не убежал, и помещали в загородку с несколькими собаками. Потом делались ставки на то, сколько удастся продержаться барсуку.

Одно время бои обычно проводились в норах — естественной среде обитания барсуков, но теперь животных все чаще вытравливают из нор собаками, тайно перевозят и помещают в ямы. Отдаленная сельская местность, особенно если там имеется подходящее помещение, — например, старые хозяйственные постройки, — популярное место проведения боев, но свидетельства барсучьих боев находили и в городах, в промышленной зоне или на заброшенных складах.

Если барсуку удается выйти из схватки победителем, его забивают до смерти битами. Обнаружить трех выживших особей — дело необычное; я могу это объяснить только тем, что бой прервали и преступники были вынуждены бежать.

Одного барсука уже поместили в крепкую, с частыми прутьями клетку, поэтому мне не пришлось думать, как с ним справиться. Барсуки — необычайно сильные, абсолютно непредсказуемые и зачастую агрессивные животные. К тому же у них на удивление мощные челюсти. Боже упаси, чтобы вас — хоть один раз! — укусил барсук! Больше часа я пыталась стабилизировать его состояние; я обработала самые серьезные повреждения и ввела ему обезболивающее. Теперь все зависело только от самого животного.

Крэг опускал верхнюю стенку клетки до тех пор, пока второй барсук не оказался обездвиженным, и тогда я вколола ему в заднюю лапу медетомидин, кетамин и буторфанол — довольно действенную смесь анестетиков и болеутоляющих. Когда вводишь анестетик, необходимо контролировать дыхание пациента. Это было заботой Крэга. Когда я увидела, что барсук больше не опасен, я открыла клетку, и мы с Крэгом уложили барсука на операционный стол.

Животное потеряло много крови. Мне не сразу удалось найти вену, но когда нашла, я быстренько поставила капельницу с метилпреднизолоном — чтобы вывести барсука из шокового состояния, и антибиотиком амоксицилином — чтобы не допустить распространения инфекции.

— Есть надежда арестовать преступников? — поинтересовалась я, когда стала обрабатывать рану на морде, с облегчением обнаружив, что мышцы не задеты глубоко.

Местами шкура свисала лохмотьями. Я попыталась зашить разрывы.

— Вряд ли, — ответил Крэг приглушенным из-за маски голосом: на юго-западе страны туберкулез у животных встречается часто. Не все барсуки, разумеется, являются разносчиками заболевания, но мы обязаны принимать меры безопасности, когда лечим их. — У полиции есть номер грузовика, они отследили машину до самого Эксетера,[2]но эти машины почти всегда оказываются крадеными, верно?

Я кивнула. Это организованная преступность. Они зарабатывают кучу денег на нелегальных боях. И они знают, как себя обезопасить.

Рваные раны на брюхе были не такими серьезными, как мне поначалу показалось, но в конце весны личинки мух в открытой ране могли стать настоящей проблемой. Я промыла раны дезинфицирующим раствором и обработала средством от насекомых. Произведя необходимые манипуляции, я быстро наложила швы.

— Полиция нашла там же дохлую собаку, — продолжал Крэг. — Стаффордширского терьера. Чьего-то домашнего любимца.

Мне уже доводилось слышать, как дрожит голос Крэга. Он мог выдержать вид самого больного, самого истерзанного животного, но перед лицом намеренной жестокости терял самообладание.

— Как тебе это удается, Клара? Как удается оставаться такой спокойной? — спросил он меня однажды, а по его щекам ручьями текли слезы — нам тогда пришлось усыпить олененка, которому ватага подростков выколола глаза.

Он и остальные сотрудники считали меня бездушной. Как мне им объяснить, что меня никогда не удивляла людская жестокость? Я изо дня в день, сколько себя помню, сталкиваюсь с ней.

Открылась дверь, и я увидела Харриет. Судя по выражению ее лица, можно было предположить, что первый барсук сдох.

— Клара, ты должна подойти к телефону, — сказала она, маяча в проеме двери.

Я отрицательно покачала головой и подняла вверх руки в перчатках, все в крови и шерсти.

— Я освобожусь через час, — сообщила я и вернулась к своему пациенту.