Из дома выволокли жену лорда. Она плакала, причитая о детях.

— Заканчивайте здесь, — сказал Ногаре капитану. — Фургон везите прямо принцу Шарлю. Он проследит, чтобы все быстро переправили королю Филиппу в Париж.

— Будет сделано. — Капитан вопросительно глянул на гонца. — Вы нас покидаете, министр?

— Да. Я возвращаюсь в Париж. — Ногаре кивнул оруженосцу подавать коня. — Меня призывает король.

Набережная Сены, Париж 19 декабря 1295 года от Р.Х.

Медленно скользя, галера остановилась у стенки причала. Кинутые на берег канаты просунули в железные кольца и натянули. Вскоре судно перестало качаться. Затем спустили трап, и на пристань начали сходить рыцари. Их белые мантии отсырели от тумана, который стелился вдоль реки и лениво обволакивал главную мачту, где вяло колыхался пестрый флаг. Обветренные лица рыцарей покрывал коричневый загар.

Уилл Кемпбелл встал у борта, с удовольствием вдыхая влажный морозный воздух. Перед ним простирался город, мешанина крыш и шпилей. В туманном воздухе смутно вырисовывались ряды каменных и деревянных домов высотой в несколько этажей, перемежающиеся массивными громадами церквей и аббатств. Над Гревской площадью высилась величественная ратуша. От нее вдоль правого берега реки паутиной расходились улочки и переулки, рынки, мастерские ремесленников, жилые дома. Какие-то здания Уиллу казались знакомыми, но разглядеть их сейчас в тумане было трудно. К тому же в последний раз он видел Париж много лет назад. Справа из Сены выступал остров Сите, также окутанный белым клубящимся туманом. Сердце Франции. Увидев в западной оконечности острова дворцовые башни, Уилл напрягся. С этими местами было связано очень много воспоминаний.

Подошел Саймон. Уперся своими массивными руками в борт.

— Тут ничего не изменилось, верно?

За время плавания он сильно оброс, особенно борода. Но на макушке волосы стали заметно редеть.

— Мы с Робером пытались вспомнить, сколько лет прошло. Я думаю, больше тридцати.

— Двадцать девять.

Саймон грустно улыбнулся, показав сломанный передний зуб.

— Тогда я проспорил Роберу.

— Кто тут произнес мое имя?

К ним направлялся высокий сероглазый рыцарь, все такой же по-мальчишески красивый, несмотря на морщины на лице.

— Ты выиграл, — сказал Саймон.

— Я не сомневался. — Робер с улыбкой хлопнул Саймона по спине. Затем посмотрел на Уилла, молча разглядывающего город. — Странно возвращаться сюда… — Его улыбка растаяла. — …после всего пережитого.

— Саймон, тебе пора идти следить за выгрузкой коней, — отрывисто произнес Уилл и двинулся к трапу.

Робер переглянулся с Саймоном и последовал за ним.

— Великий магистр, кажется, забыл дорогу к прицепторию.

Когда они сошли по скрипучим доскам трапа на каменную мостовую пристани, Уилл почувствовал — в его жизни что-то бесповоротно меняется. Хотелось вернуться и продолжить плавание.

Они двинулись вдоль пристани. Кругом грязь, слякоть, мусор — сломанные ловушки для угрей, деревянные башмаки, дохлые птицы. Дальше слякоти стало меньше. Утоптанный песок, невысокая жесткая трава. На улицах царило оживление, люди шли на работу после утренней мессы. Мимо протарахтел запряженный лошадьми экипаж, в котором сидели две богато одетые женщины. За экипажем бежала группа грязных оборванных детей, выпрашивавших подаяния. Те с привычным безразличием смотрели в другую сторону. Из переулка появилось стадо свиней, погоняемое свинопасом.

За верфью рыцари выстроились в колонну во главе с великим магистром Жаком де Моле, крупным крепким мужчиной за пятьдесят с жесткими седыми волосами, густыми волнами спадающими ему на плечи. Как все рыцари-тамплиеры, он был бородат, но в отличие от Уилла и Робера бороду не стриг, и она у него достигала почти середины груди. Уилл слышал, как некий рыцарь однажды рассказывал, что перед битвой великий магистр заплетает бороду и заправляет в рубашку.

— Отправляйся к провосту, — приказал Жак порученцу глубоким гортанным голосом, — и выясни, где нам поставить на якорь судно. А мы отправимся в прицепторий. Надеюсь, мое послание уже пришло и нас там ждут.

— Да, мессир. — Порученец пропустил проезжающую повозку и направился к ратуше.

Увидев Уилла, Жак кивнул:

— Командор Кемпбелл, иди впереди, показывай путь.

Взвалив на плечо котомку, Уилл повел группу из шестидесяти рыцарей в сторону церкви Сен-Жерве, чей величественный шпиль терялся в тумане. Из прохожих мало кто обращал на них внимание, большинство спешили мимо, занятые своими мыслями. Париж был главной базой ордена на западе, и тамплиеры здесь встречались так же часто, как школяры Сорбонны и королевские чиновники с острова Сите. У церкви Уилл свернул в лабиринт узких улочек с деревянными домами, наклонившимися один к другому. Верхние этажи некоторых сходились настолько близко, что сосед мог пожать соседу руку. На протянутых через улицу веревках сушилось белье, то и дело орошая головы рыцарей слабым дождем. Уиллу неказистые улицы были до боли знакомы. За каждым углом таилось прошлое, проступающее в выцветших вывесках, облупившихся ставнях, обшарпанных стенах, дверях магазинов, мелькнувшем между домами церковном фасаде, украшенном горгульями, и даже в лицах спешащих мимо людей. Знакомые места пробудили воспоминания. Они постоянно его терзали во время казавшегося бесконечным путешествия с Кипра, но он не давал им хода. А теперь сдерживать прошлое стало невозможно.

Два мясника торчали в дверном проходе в коричневых от крови фартуках. Пекарь оживленно болтал с женщиной, купившей два каравая хлеба. Все они казались Уиллу старыми знакомыми. Впереди девушка, переходя улицу, поскользнулась в грязи и уронила корзинку. Когда она наклонилась поднять, накидка на ее голове чуть сползла, открыв золотисто-медные волосы. Уилл замер, не отрывая от девушки глаз, и не сошел с места, даже когда она выпрямилась и он увидел ее лицо.

Робер тронул его за локоть.

— Что случилось?

Уилл вздрогнул, только сейчас осознав, что остановился.

— Ничего. Просто вспоминаю дорогу.

Девушка поспешила дальше. Робер проводил ее взглядом, затем глянул на Уилла, и они молча продолжили путь.

Туман уже не был таким густым, и вскоре впереди возникли бледно-желтые городские стены с башнями. В отдалении рядом с воротами Темпла собралась толпа. Когда рыцари подошли ближе, они услышали причитания:

— Плачьте, дети мои! Плачьте о потере Божьего Царства на земле! Плачьте о падении Иерусалима и возвышении Вавилона! Плачьте, глядя на деяния тех, чьи грехи завели нас в эту пору тьмы!

На ступенях церкви стоял человек. Вскинув руки, он взывал к толпе напряженным, хриплым голосом. Это был монах нищенствующего ордена францисканцев, последователей святого Франциска Ассизского, проповедника Евангелия. Монах был молод, темноволос, с выбритой на макушке тонзурой. Обтрепанная серая сутана, измазанные в грязи босые ноги. Уилл не видел францисканцев много лет.