Вернемся к политике. Билл Клинтон, избранный президентом в 1992 году, возложил заботы о новых технологиях на своего вице-президента Ала Гора. Соединенным Штатам в то время пришлось отвечать на множество вызовов. Завершение «холодной войны» поменяло приоритеты американской научно-исследовательской деятельности: страна должна была справляться с новым соперничеством, оживившимся во всем мире. Надо было не только удержать превосходство в военной науке, но и печься о научно-исследовательских программах, долженствующих повышать благосостояние и уровень потребления гражданского населения. Электронные отрасли промышленности Японии и Южной Кореи чувствовали себя как нельзя лучше, и зрелище чужой удачи не давало спокойно спать их американским конкурентам. Чтобы поддержать американскую науку, надо было подкормить университеты: оборудование, на котором работали исследователи, потихоньку ветшало. Прорабом на стройку, которая должна была перепахать всю организацию научно-исследовательских работ в США, назначили Ала Гора, и его проекту нужны были деньги, все больше денег. Вдохновляясь величественной научной программой, принятой президентом Рузвельтом в конце Второй мировой войны, Ал Гор к августу 1994 года обнародовал доклад со своими выводами, снабдив документ звучным названием «Наука на службе страны» (Science in the National Interest).

Защищал ли Ал Гор экотехнологический проект, породивший столько восторгов в его окружении? Увы, в его отчете не обнаруживается никаких упоминаний об устойчивом развитии, не считая пары-другой туманных намеков… Увлеченность экологией, которой любил щегольнуть вице-президент, куда-то и как-то походя испарилась[4]. Вместо поддержки изучения манипуляций с атомами и молекулами, дабы в будущем, на основе этих исследований, создать промышленность, бережнее относящуюся к окружающей среде, доклад Гора провозглашал стратегическую важность нанотехнологий для текущего промышленного развития США! То есть нынешней американской промышленности! Да, нанотехнологиям приписывалась ключевая важность, но не в деле устойчивого развития планеты, а для ближайшего будущего микроэлектронной, химической и фармацевтической промышленности. Ну и чем это обернулось в последующие годы?

Уж слишком многое было поставлено на кон в затее с реорганизацией научно-исследовательских работ в США и слишком уж много средств предполагалось отпустить из государственного бюджета, чтобы предприимчивые люди остались безучастными к новому делу. И в бойницах показались лоббисты промышленников, давая знать, что своего-то они не упустят и, следовательно, в докладе должны быть учтены интересы существующей индустрии. Тяготевшая к Алу Гору группа давления «за устойчивое развитие», в которой право выбора резервировалось за Эриком Дрекслером, вынуждена была уступить могучим соперникам. За два года ореол, окружавший Эрика Дрекслера, сильно поблек. На него нападали многие ученые, упрекавшие его — небезосновательно — в том, что его работы не опираются на серьезную научную базу. А некоторые американские журналисты начали сравнивать его с гуру, возглавляющим секту, считая таковой его Институт предвидения. Мало-помалу и влияние Дрекслера, и доверие к нему сходило на нет.

Промышленное лобби нашло своего глашатая и стойкого приверженца в лице Майкла Роко. Этого бывшего преподавателя механики в 1990 году назначали руководителем отдела проектирования и разработок американского научного ведомства (официальное название — Национальный фонд науки — NSF). В 1995 году по его почину было принято решение начать исследования наночастиц, а также наноматериалов, которые, быть может, удастся получить по ходу этих работ. Указывая на эту программу, он потребовал зажечь перед ним зеленый свет, и директор NSF Нил Лейн, профессор из Университета Райса в штате Техас, пошел Роко навстречу. Сам Лейн в 1998 году стал советником по науке при президенте Билле Клинтоне. Майкл Роко, рассудительный и цепкий университетский профессор, упорно воевал долгих пять лет за право определять облик американских нанотехнологий. На его взгляд, молекулярные заводы Эрика Дрекслера — пустые россказни, а нанотехнология, если под таковой понимать некую молекулярную технологию, неосуществима. Тем самым он встал на сторону тех ученых, которые выступали за нисходящую логику, то есть за дальнейшее продолжение миниатюризации, и отказывали прочим подходам в праве на существование. Нанотехнологии, считал Роко, объемлют все технологии миниатюризации, более или менее приближающиеся к шкале, измеряющей расстояния в нанометрах.

В начале 1997 года на связь с Майклом Роко вышел советник президента Клинтона по экономическим вопросам Том Калил. Советник прочел доклад Ала Гора и смог оценить экономические выгоды, которые сулили будущие нанотехнологии. С помощью Тома Калила Майкл Роко сколотил рабочую группу, и та, за два года потуг, зачала проект, превратившийся позднее в Национальную нанотехнологическую инициативу (NNI). Кроме того, он поработал с дюжиной агентств, что должны были финансировать нанотехнологии в США. В итоге получившийся проект устраивал всех и, самое главное, не давал повода для нападок сенаторам, которым наверняка хотелось потратить деньги налогоплательщиков на какие-то иные программы.

В сущности, охочих широко распахнуть свои кошельки в ответ на призыв субсидировать нанотехнологии нашлось немного, даже среди тех, кто признавал стратегическую важность новшества. Чтобы переубедить несговорчивых сенаторов, Нил Лейн решил было соблазнить их мечтаниями о молекулярной технологии, самым коренным образом отличающейся от всего, что существовало до сих пор, и ради этого даже ссылался на книгу Эрика Дрекслера. Но Майкл Роко бдительно следил, чтобы в программу NNI не попало ни слова о каких-нибудь молекулярных машинах в духе Дрекслера. Промышленное лобби свое дело знало и потрудилось на славу, так что 11 марта 1999 года на собрании, в котором участвовали Майкл Роко, Нил Лейн и Том Калил, было наконец объявлено о начале осуществления программы NNI.

Первоначальный бюджет NNI, объявленный на 2000 год, составил 300 млн долларов США, однако некоторые сенаторы не успокоились. Сумма казалась им слишком незначительной, чтобы уберечь американские научные открытия в области технологии от зарящихся на чужое японцев, которые, отталкиваясь еще и не от своих достижений, чего доброго, так разовьют новые технологии, что обгонят Соединенные Штаты. Соперничество жесткое: чего там, бюджет следует хотя бы удвоить! В конце концов, увеличиваясь с каждым годом, бюджет NNI дорос в 2005 году до 970 млн долларов. Программа устояла и перед всеми политическими переменами в Вашингтоне. В проекте бюджета на 2008 год, который внес в конгресс президент Джордж Буш, в строке NNI значится уже 1,447 млрд долларов. И так ли уж важно, останется тема устойчивого развития в программе Национальной нанотехнологической инициативы или же нет, ведь к ней проявил интерес сам президент Буш…

ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ ФИНИШ УСТОЙЧИВОГО ИНДУСТРИАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ

22 июня 1999 года, вскоре после запуска NNI, финансами программы заинтересовалась палата представителей. Конгрессмены устроили новые слушания, пригласив к участию в них, в частности, Ричарда Смолли, профессора химии Университета Райса, штат Техас. В 1996 году Смолли получил Нобелевскую премию по химии за открытие фуллеренов, и воспоследовавшая за этим поощрением слава помогла ему так себя поставить, что вокруг него сформировалась уже третья группа лоббистов. Ради дела NNI премия по химии превратилась в Нобелевскую премию по нанотехнологиям и стала острым штыком в руках некоторых представителей химического сообщества. В смекалке этому Смолли не откажешь. Во всех своих выступлениях в палате представителей, за время с июня 1999-го по апрель 2002 года, он обыгрывал проблемы важные и задачи трудные, но в то же время хорошо известные широкой общественности, и, начав рассуждение, например с энергетических ресурсов или борьбы против рака, плавно переходил к наноматериалам, а затем и к нанотехнологиям. Нимб нобелевского лауреата, светившийся вокруг его умной головы, помогал Смолли усиливать ту тенденцию, которую в качестве приманки начал использовать еще Майкл Роко, а именно, перевод доброй доли материаловедения под эгиду нанотехнологии. Выдерживая эту линию, он преуспел в финансировании работ всех американских исследователей, занимавшихся химией и материаловедением.