Что такое «пожар» он знал, видел однажды, когда жил во дворе старинного дома на Гребном канале. А вот «фельдмаршальский»? Наверное, что-то очень ценное, раз все так всполошились.

А суета разрасталась нешуточная: подвал сотрясался от топота десятков ног. Теперь уже кричали все сразу, без разбору, так что понимать смысл становилось все труднее:

– Воду, воду качай!

– Куда свое барахло тащишь? Наверх беги, государево спасайте!

– Семью-то вывезли? А Царь, Царь-то где?

– Куда вещи-то сносить?

– К Александрийскому! Да живей-живей! Ах, полыхает как!

Перепуганный Брысь заметался по комнате, не зная, что предпринять: то ли здесь в дальний угол забиться, то ли выбежать, пока до него никому нет дела. С Александрийским более-менее ясно – на площади колонна стоит, раньше столпом называлась, а вот причем тут Царь?! Может, про портрет говорят? Неужели и вправду Дворец горит? А как же кошки? А сокровища Эрмитажа?

Брысь не успевал сам себе задавать вопросы и, не выдержав неизвестности, выскочил из комнаты прямо кому-то под ноги. Споткнувшись, человек, одетый в необычные облегающие белые штаны и странного покроя мундир, стукнулся о каменный выступ, больно пнул кота и помчался дальше по темному узкому коридору. Следом бежали еще несколько в такой же чудной униформе, и каждый с топором или ломом. Наверное, служители Дворца, прижимаясь к стене, подумал Брысь и, на всякий случай, бросился за ними.

Коридор закончился ведущей наверх крутой лестницей, и отряд устремился по ней, задыхаясь от едкого дыма. Брысь мог бы нестись впереди, если бы знал, куда именно они направляются, но пока приходилось крутиться среди замыкающих, рискуя лапами и хвостом.

Навстречу, тесня друг друга, бежали люди, таща в руках кто свечной канделябр, кто фарфоровую вазу, кто картину в золоченой резной раме. А те, к кому присоединился перепуганный искатель приключений, поднимались все выше, пока не оказались на самом чердаке.

Там клубился дым. От него слезились глаза, а в горле что-то кололось, словно Брысь проглотил ежа-игольницу консьержки тети Маши, охранявшую вход в подъезд того самого дома на Гребном канале, во дворе которого он однажды зимовал и где (по чистой случайности!) тоже произошел пожар.

– Слуховое ищите! Через него на крышу галереи и ломайте её! Приказ Государя! Нельзя, чтобы огонь перекинулся на Эрмитаж!

Брысь заметил окно первым и стал звать остальных.

– Слышите, кот где-то мявкает? Не тот ли, что с нами всю дорогу бежал? Сюда, братцы! Нашел!

Разбив стекло, люди один за другим вылезли наружу, стараясь удержаться на ледяной корке. Брысь чуть не поперхнулся от удивления. Зима?! Но решать эту загадку сейчас не было времени – нужно спасать Эрмитаж, ведь он так и не успел найти портрет дамы в голубом парчовом платье и полюбоваться на сокровища! «Служители» пытались ломами и топорами отогнуть листы кровли, а искатель приключений отчаянными воплями подгонял их, пока не поскользнулся и уже в третий раз за день не полетел куда-то вниз…

«Куда-то» оказалось сугробом, смягчившим приземление. Наконец-то появилась минутка на раздумья, но ничего путного в голову не приходило. Не мог же он провести в трубе несколько месяцев и не умереть с голоду?! Или…? Брысь царапнул себя коготком по носу, а потом еще и куснул за кончик хвоста – больно! Значит, живой. Тогда совсем непонятно!

Ветер раздувал пожар все сильнее. Пламя гудело, и в нем, будто в гигантской топке, исчезал зал за залом: кренились колонны, проседали стены, полыхали бархатные шторы и роскошная мебель; под натиском огня проваливался красивый узорчатый пол; с веселым хрустальным звоном, совершенно неуместным в данных обстоятельствах, лопались стекла и зеркала…

Осколки сыпались на людей, которые отступили и мрачно наблюдали за погибающим Дворцом.

– Ну что, брат? Испугался? Вон, усы-то тебе опалило! Ты из этих что ли будешь, из мышеловов? А что с нами наверх побежал, а не со своими попрятался? Не переживай, подвал каменный, туда не достанет, не сгорят дружки твои!

Брысь, потрясенный картиной рушившейся МЕЧТЫ, не сразу сообразил, что обращаются к нему. Рядом на корточки присел один из тех, с кем он провел самые суматошные часы жизни. Человек потрепал его по ушам и поднялся, продолжая говорить уже со своими:

– Да, ишь, как вышло. Гляди-ка, сам Его Величество Государь Николай пожарными командует.

– Слышал, когда все началось, они с Императрицей и Цесаревичем в театре были, а младшенькие здесь оставались.

– Всех хоть спасли?

– Да, вывезли в Аничков.

У Брыся голова пошла кругом. Может, дыма надышался и от этого рассудком помутился или падения сказались? Какой такой Государь Николай? И вместо привычного теплого камня набережной кругом снег! А Нева скована льдом, и дует с нее пронизывающий ветер, сразу вздыбивший каждую шерстинку в отдельности и пробравший до самой последней косточки!

Люди перешептывались, словно боялись громкими голосами потревожить скорбность момента.

– Вроде бы сначала в лаборатории аптечной загорелось, в подвале. Потушить-то потушили, да, видать, не все! В трубу что-то попало, а стены-то деревянные да за столько лет высохли, вот и полыхнули…

Перед глазами Брыся возник маленький тлеющий кусочек ткани, скрывающийся в дыре. Неужели…?!

Огонь не унимался три дня, дожевывая бывшие когда-то парадными лестницы и залы. И все это время несчастный кот стоял понурый на ледяном ветру, переживая тяжкую вину. Порывом того же ветра покружило-покружило в воздухе, да и опустило прямо на снег перед ним обгоревший клочок Санкт-Петербургских ведомостей, на котором ничего нельзя было прочесть, кроме года – 1837…

В утешение Брысю можно сказать, что Зимний дворец обречен был сгореть синим пламенем – старое печное отопление не справлялось с зимней стужей, и каждый из трех тысяч обитателей старался обогреться, как мог: в постели ставили специальные жаровни-сковородки с углями; огромные печи и камины топили дважды в день, от чего в дымоходах часто вспыхивала сажа; слуги разводили огонь на чердаке, где они спали на самодельных топчанах, набитых сухой соломой. К тому же деревянные стены основательно высохли и «дождались» своей искры семнадцатого декабря тысяча восемьсот тридцать седьмого года. Через отдушник печной трубы, что вела в Фельдмаршальский зал из расположенной в подвале аптечной лаборатории, полыхнуло пламя, а уж по какой причине оно там возникло … пусть останется тайной «пришельца из будущего».

Отряд «служителей», бок о бок с которыми Брысь отважно спасал Эрмитаж, на самом деле состоял из дворцовых пожарных и гвардейцев. Император Николай Первый сразу повелел заложить кирпичом переходы и разобрать крышу галереи между зданиями, поэтому огонь не смог добраться до главных музейных ценностей.