Ужасно страдая от вынужденного целомудрия, Марго пыталась скрасить свое заточение поэзией, древней литературой и музыкой, но Ронсар и Овидий оказались никудышными любовниками. К концу третьего месяца режима воздержания она превратилась в настоящую тигрицу, лишенную самца. «Пронзительное желание, сжигавшее ее плоть, временами доводило ее до болей в пояснице, до невозможности сдержать какой-то нечеловеческий крик. Без сомнения, на том месте, где у нее рос пушок, — писал один современник, — можно было при желании сварить яйцо, настолько там было горячо и даже жарко».

И вот однажды Марго упала к ногам Генриха III и стала молить его о разрешении отправиться к мужу. Король не собирался ее отпускать, но помогла мать: она решила, что в обмен на свободу Маргариты ее мятежный младший сын откажется от противоборства с короной.

Разрешение было дано, хотя очень неохотно. И то с условием, что Марго должна приложить все силы, чтобы помирить протестантов с католиками, а вовсе не о личной жизни думать.

К тому времени бедняжка Марго находилась уже на грани полного безумия: по ночам она кусала простыни, видела непристойные сны и выкрикивала непристойности вслух.

Путешествие было для нее тягостным, так как их карету сопровождали красивые и потому в высшей степени соблазнительные офицеры, каждый из которых охотно успокоил бы ей нервы. Но молодая королева побаивалась матери и дождалась встречи с герцогом Анжуйским…

Их встреча принесла ей самое некачественное облегчение из всех, испытанных в жизни. Маргарита увидела в том знак, что пора прекратить сношения с братом, и твердо вознамерилась это сделать, чтобы с другим мужчиной испытать наконец полноту физического блаженства. Пришлось переспать с несколькими симпатичными господами. Самочувствие несколько улучшилось, и она смогла отправиться во Фландрию для переговоров с протестантами.

Проезжая по городам, Марго восседала в носилках, над которыми на пилонах высился балдахин, подбитый пурпурным испанским бархатом с золотым и шелковым шитьем. За королевскими носилками следовали верхом десять обворожительных девушек, а также восемь карет со свитой молодой королевы. На улицах, по которым двигался кортеж, толпились горожане, встречавшие громкими криками Маргариту, чей бурный темперамент им был хорошо известен.

— Это самая большая шлюха во всем королевстве, — говорили люди друг другу.

И все смеялись.

Они смеялись бы куда больше, если бы знали: в городке Катле, что в провинции Камбрези, Марго, направлявшаяся для примирения с протестантами, назначила свидание главе католической Лиги — герцогу де Гизу. Но речь на нем шла отнюдь не о способах причастия. А в принципе, речь вообще ни о чем не шла, раздавались только вздохи, стоны и крики.

Когда де Гиз тайно покинул Марго на рассвете, она устало вздохнула и подумала, что ее любовник, видимо, порастратил на других женщин часть своего баснословного пыла, а потому встречаться с ним тоже не стоит.

Но все же ей стало полегче… ненадолго. Правда, по прибытии в Камбре Маргарите уже незачем было вызывать кого-то срочно из Парижа: там, на месте, она нашла то, что ей требовалось, в лице господина д’Энши, губернатора, с которым она познакомилась на балу, данном местным епископом. Нет, не подумайте чего дурного — сам епископ не присутствовал на празднике, который начался сразу после танцев, а сбежал, напуганный тем, какой оборот начали принимать события.

В разгар оргии королева Наваррская удалилась в свои покои в сопровождении г-на д’Энши, который проявил себя столь доблестным любовником, что она обрадовалась своей воскресшей чувствительности и поинтересовалась, не желает ли молодой человек сопровождать ее во время путешествия. Губернатор согласился. Правда, в своих «Мемуарах» Марго придала ситуации вполне благопристойный вид: мол, приглашая губернатора Камбре принять участие в ее поездке, она надеялась привлечь его на сторону герцога Анжуйского: «Воспоминания о моем брате ни на минуту не покидали меня, и ни к кому я не питала такого расположения, как к нему. Поэтому я постоянно помнила инструкции, которые он мне дал, и, видя представившуюся мне прекрасную возможность содействовать его предприятию во Фландрии, по отношению к которой город Камбре и его цитадель можно было считать ключом, я не хотела упустить случай и употребила весь данный мне Богом разум, чтобы расположить г-на д’Энши к Франции и в особенности к моему брату. Богу было угодно, чтобы он почувствовал ко мне расположение, нашел удовольствие в беседах со мной и попросил разрешения сопровождать меня во время моего пребывания во Фландрии…»

Вся штука состояла в том, что лекарство под названием «д’Энши» очень быстро перестало действовать, так что Марго ощутила к приему его внутрь самое величайшее отвращение и скоро прекратила прием, отправив губернатора восвояси.

Правивший во Фландрии дон Хуан Австрийский, незаконнорожденный брат испанского короля Филиппа II и губернатор Нидерландов, принял Маргариту с особым почетом в Намюре. За полгода до того он побывал инкогнито в Париже. Благодаря помощи испанского посла ему удалось проникнуть во французский двор, где в тот вечер давали бал, и неузнанным увидеть королеву Марго, о которой говорила вся Европа. Само собой разумеется, он в нее влюбился, хотя молнии, сверкавшие в ее взоре, его немного напугали. После бала впавший в задумчивость дон Хуан признался друзьям:

— Она обладает скорее божественной, нежели человеческой красотой, но в то же время она создана для погибели мужчин, а не для их спасения…

Маргарита знала отношение к себе дона Хуана и рассчитывала использовать свои опасные чары, чтобы склонить его к нейтралитету в тот момент, когда братец Франсуа попытается совершить в стране переворот. Она намеревалась как можно скорее уложить дона Хуана в свою постель, для чего надела парчовое платье, «которое облегало ее самым бесстыднейшим образом, а декольте обнажало грудь до самых кончиков нежно-розовых сосков». Но дон Хуан повел себя крайне сдержанно, не воодушевившись, а скорее испугавшись открывавшихся перед ним сосков и возможностей, и крайне разочарованная в испанских католиках Марго двинулась дальше по пути в Спа, продолжая в каждом городе, который она проезжала, агитировать против испанцев.

— Поднимайте мятеж, — говорила она местной знати, — и призывайте на помощь герцога Анжуйского!

Результаты оказались сверх всякого ожидания. «Никогда еще ни одному дипломату не удавалось во время непрерывных увеселений и чествований справиться с поставленными перед ним задачами», — писал историк Целлер. В результате деятельности Марго очень скоро в стране начались сильнейшие волнения. В Льеже ей оказали горячий прием фламандские и немецкие сеньоры, которые устроили в ее честь грандиозные празднества. Столь грандиозные, что у нее не хватало времени доехать до знаменитого своими водами Спа, который находился в семи лье, и она приказала привозить ей целебную воду в бочках…

Все шло как нельзя лучше, но тут из письма герцога Франсуа Анжуйского Марго узнала, что королю донесли о ее переговорах с фламандцами. Придя в неописуемую ярость, Генрих III предупредил об этом испанцев, надеясь, что они арестуют Маргариту как заговорщицу.