– Извините, – говорит она. – Я от группы отстала, а что там, в зале?

– Стихи, – говорю я.

Девочка смотрит на меня с непониманием.

– Чтения, – поясняю я.

Девочка смотрит с непониманием.

– Это в каком, – переспрашивает она, – смысле стихи читают? Вслух?

Мы с ней прислушиваемся к голосу за дверью. Я киваю.

– А кто читает? – спрашивает она.

– Елизавета Белых, – говорю я, не уточняя, что это моя мама.

– А она поэт, да? – уточняет девочка.

Я киваю.

– А ты ее знаешь? – спрашивает она.

Я еще не успел подумать, а уже неожиданно для себя качаю головой. Я почему-то не хочу, чтобы девочка знала о моей маме.

– Никогда не была на чтении стихов! Даже не думала, что люди собираются и вслух их читают, – просто рассказывает она. – Кстати, я Женя.

– Иннокентий, – бормочу я и втягиваю голову в плечи, ожидая, что девочка будет смеяться.

Но она не смеется. Она садится на скамейку и берет в руки учебник.

– О, у нас такой же был! Это твой, да?

Я снова киваю.

– Я тут пока совсем никого не знаю, – рассказывает Женя. – Мы сразу после Нового года переехали. Слушай, а в какую школу ты ходишь?

Она болтает и болтает, и я с опаской кошусь на закрытую дверь, – чтения могут кончиться, и тогда выяснится, что на самом деле я знаю поэта Лизу Белых лучше, чем иногда хотелось бы.

Тут Женю окликает дама в меховом жилете, появившаяся в конце коридора.

– О, это мама моя, – говорит Женя и неожиданно предлагает обменяться номерами мобильников.

– У меня нет телефона, – бормочу я.

Я уверен, что теперь-то она точно поймет, что я дебил. Но нет.

– Ну давай домашний, – говорит она, – а свой я напишу тебе где-нибудь, ну давай хоть на учебнике.

Пока Женя пишет номер, ее мать подходит к нам. Она старше моей матери, ей уже явно за сорок, она красиво подстрижена и ярко накрашена. Жилет только у нее смешной – как будто из каких-то меховых хвостиков сделанный.

– Мам, это Иннокентий, – говорит Женя. – А там – поэтические чтения! – Она указывает на закрытую дверь.

Из-за двери раздаются аплодисменты. Сейчас люди начнут выходить, и встреча с моей мамой неизбежна. Я делаю вид, что собираюсь уходить, и вместе с Женей и ее мамой беру в гардеробе куртку. Получается все глупо – мы вместе выходим на улицу. Мы доходим до машины Жениной мамы и наконец прощаемся. Я смотрю, как они отъезжают, и не решаюсь сразу вернуться в музей. Женя машет мне рукой.

Бегом возвращаюсь обратно в зал на втором этаже. Мама обнаруживается сидящей на заднем ряду, она подписывает книги. У нее усталый и несчастный вид. В зале шумно, накрывают столы. Мы не остаемся на фуршет. По дороге к метро мама молчит и хмурится. Снежинки ложатся на волосы, торчащие из-под шапки. Я тоже молчу.

Так мы и идем, и мама неожиданно говорит:

– Давай купим тебе мороженое. – Она говорит это как утверждение. Заходим в магазин, покупаем. – Спасибо, что сходил со мной, – говорит мама. – Я боялась… что Леня придет.

Она немного успокаивается и говорит со мной так, как будто я ее подружка. Хотя подруг у мамы нет. Есть только я.

Мы стоим у входа в метро, чтобы я успел доесть. В метро с едой нельзя. Я не хочу есть, но выкидывать неудобно, потому что мама в упор смотрит на меня.

– Я вернула Чернышову его рукопись. Не могу это редактировать, – говорит она.

– Почему? – спрашиваю я.

– Потому что он графоман, – безапелляционно резюмирует мама. – Я ему так и сказала.

Периодически мама предпринимает попытки работать редактором, но обычно эти начинания не заканчиваются успехом.

Как-то она пыталась работать в книжном магазине, но вместо нормальной работы у нее почему-то постоянно выходили скандалы с покупателями, которые все как на подбор оказывались хамами и не могли внятно объяснить, что именно им нужно. Мама пыталась рекомендовать им действительно качественную, по ее мнению, литературу, но покупатели почему-то отличались редкостным упрямством и ограниченностью мышления.

Если скандалы еще терпели, то после истории с презентацией книги одного популярного сетевого автора, издавшего несколько сборников матерных частушек (мама тогда пришла в ярость и пыталась саботировать работу всего отдела, устроив забастовку), терпению администратора пришел конец, и маму уволили.

Я замерз и хочу скорее в метро, поэтому пытаюсь как можно быстрее есть мороженое, а от него мне становится еще холоднее. Наконец с ним покончено, и мы заходим внутрь.

* * *

Сразу после звонка я стараюсь как можно быстрее и незаметнее выскользнуть из класса, не попавшись ни Володе, ни Любови Михайловне. Чуть ли не бегу по коридору, но меня останавливает группа старшеклассников.

– Э, Вяземский! – говорит Костя Спиваков из 11 «А». – Прикол, мы батю твоего по литературе щас проходим!

– Класс, – говорю я и бегу дальше.

Женин дом находится на Крестовском острове, прямо в парке, и я долго блуждаю, сверяюсь с бумажкой, на которой записан адрес. Оказавшись у нее дома, я очень стесняюсь, особенно после того, как Женина мама сообщает, что скоро ужин.

Готовит моя мама или нет – зависит от ее состояния. После моего дня рождения ей становится все хуже и хуже, поэтому она часто не придает еде никакого значения, а мне неудобно напоминать.

В прихожей у Жени висит портрет Николая Второго в тяжелой позолоченной раме. Женя ведет меня в свою комнату. Я ожидаю увидеть в комнате что-то такое же помпезное и позолоченное, но стены Жениной комнаты покрывают коллажи из фотографий. На стеллаже целая полка с фотоаппаратами. Я изучаю фотографии – пейзажи и городские зарисовки перемешаны со сценами из жизни, смешными портретами, фотографиями незнакомых людей на улице.

– Люблю фотографию, – поясняет Женя, садясь за стол и включая ноутбук. Она хочет добавить меня в друзья «ВКонтакте».

Выяснив, что страницы «ВКонтакте» у меня нет, Женя предлагает мне создать страницу. Для этого нужно заполнить анкету, где следует указать не только возраст, семейное положение и место учебы или работы, но и вещи, вызвавшие у меня затруднение:

– мировоззрение

– деятельность

– интересы