Хорошо, но если с ней кто-то что-то вытворял, и это ее довело до самоубийства, почему она пошла к пруду, а не к родителям, и не в милицию, на худой конец? Раз уж с родителями был, судя по словам Пилютина, хороший контакт, да и девочка домашняя. Такая вряд ли будет что-то страшное в себе держать, кому-нибудь расскажет.

Да, материал на самом деле оказался гораздо более запутанный, чем даже я себе представляла. Странно, что зампрокурора того района ограничился яблочком. Притащив мне такой гнилой материальчик, избавившись от такой бомбы, мог бы и на ящик ананасов раскошелиться.

Надо бы съездить на место обнаружения трупа. Ну и конечно, поговорить с родителями Кати. И с ее подружками. И с учителями. И если они не расскажут мне ничего такого, что могло бы довести Катю до пруда в лесопарке, значит, надо восстанавливать ее последние дни по минутам. Я встала и подошла к окну. Полил дождь, сбивая с веток желтые листья. Втянув голову в плечи, к дверям прокуратуры прошмыгнул друг и коллега Горчаков; карман его плаща раздувался, и судя по тому, как Горчаков бережно придерживал его рукой, там была пища — пара бубликов или пирожков, или четвертинка хлеба и триста граммов колбасы. Вот это кстати; я включила электрический чайник и достала чашки, подумав, что нуждаюсь в тайм-ауте.

Даже не заходя к себе, Лешка просунул голову в дверь моего кабинета и отряхнулся, как пес.

— Бублики или колбаса? — спросила я, выключая вскипевший чайник.

— Бублики, — отчитался Лешка и протиснулся в кабинет целиком.

— А что, канцелярия тебя уже не кормит? Разлюбила? — намекнула я на бурный производственный роман между Горчаковым и Зоей.

— Обиделась, — Лешка вздохнул.

— Обидел? — уточнила я. Горчаков возмутился.

— С чего ты взяла? Вечно ты про меня плохое думаешь. Просто она меня в выходные приглашала на собачью выставку…

— И что ты ляпнул?

— Вот сразу и ляпнул, — Лешка старательно отвел глаза, — просто спросил, в какой номинации она там заявлена.

— Ну ты и дурак. Разве можно такое говорить влюбленной женщине?

— Но я же просто пошутил. Что ж она, шуток не понимает? О, новое дельце!

Лешка протянул руку к моему столу и развернул к себе сколотые скрепкой бумаги.

— Что за Вараксин? Послушай, а что этот Вараксин у нас делает? С каких пор лесопарк на нашей территории?

— Это мне по спецпоручению, Леша.

— Что, еще одно? Ты же девочку просила оттуда…

— Это в наборе. Девочку отдали только вместе с Вараксиным.

— Сочувствую, — кивнул Лешка, не отрываясь от бумаг. — Так, бизнесмен Вараксин: огнестрельное ранение, облит бензином и подожжен. Заказняк?

Я пожала плечами.

— Еще не читала. Хочешь, бери.

— Нет уж. Тут русским языком написано — Швецовой Марии Сергеевне. Так что давай что-нибудь другое.

— Ты серьезно, Лешка? — я обрадовалась. Если Горчаков меня хоть немножко разгрузит…

— Кто ж тебе еще протянет руку помощи, кроме меня? Взятки есть? Я бы с удовольствием порасследовал. Ну, в крайнем случае, превышение власти.

— Не на базаре, — огрызнулась я, поскучнев, поскольку в моем сейфе таких элитных преступлений не водилось. — Если ты настоящий друг,

бери, что дают.

— Ладно, не злись. А что дают?

Я полезла в сейф и порылась в бумагах.

— Убийство новорожденного хочешь?

— А ты чего?

— Леш, мне психологически тяжело расследовать дела об убийствах детей.

Лешка хмыкнул.

— А сама просила девочку из лесопарка.

— Ну, девочка уже подросток. А потом, меня Пилюгин уговорил, лично меня, понимаешь? А это дело…

Горчаков внимательно посмотрел на меня.

— Кому ты гонишь, Машенция? Колись, в чем фокус, а то не возьму.

Тяжело вздохнув, я достала из сейфа листочек бумаги.

— Там указания окружной прокуратуры.

— Ага, это уже ближе к истине. И чего хотят?

— На, смотри сам.

— “Составить схему к протоколу осмотра места происшествия с указанием дорог и тропинок”… Ну и что?

— А ты дальше почитай.

Лешка вчитался и поднял на меня серьезные глаза.

— “Установить и допросить лиц, которые воспользовались этими дорогами и тропинками”… Ты меня не разыгрываешь?

— В каком смысле?

— Ну, не ты эти “указания” состряпала? Сама? В порядке розыгрыша?

— И кого же я так могла разыгрывать? Оперов?

— Да ну, брось, Машка. Правда, не розыгрыш?

— Правда. Подпись видишь? Лично заместитель Генерального прокурора подписал.

— Они чего это, серьезно?

Я развела руками.

— Ну не сам он, конечно, это изобрел, кто-то из исполнителей. А он просто подмахнул. Но хоть прочитать можно то, что подписываешь?

Горчаков снова пробежал глазами страничку с указаниями:

— “Запросить сведения в медицинских учреждениях о женщинах, состоявших на учете по беременности, срок родов которых относится к периоду зачатия трупа новорожденного ребенка”… Одну минуточку, где роды, а где зачатие?

— Ага, такое впечатление, что человек сидел, писал “за здравие”, потом стакан водки хлопнул и продолжил “за упокой”. Я себе даже ксерокс сделала, насчет “зачатия трупа”, на память. Ну что, берешь?

— А чего, прикольно, — решил Горчаков. — Буду устанавливать лиц, воспользовавшихся дорогами и тропинками, на мой век хватит. Пусть хоть одна скотина придерется, — выполняю указания зама Генерального. Да я десять томов наработаю…

Решив служебные вопросы, Лешка быстро заглотил бублик, запил его чаем и побежал к шефу переписывать на себя дело. Уже в дверях он обернулся и спросил:

— Да, Машка, а чего с девочкой-то? За которую Пилютин просил?

— Пока непонятно, Леш, но у меня еще информации мало.

— Маньяк?

— Я ж говорю, информации мало.

— А ты его по своим версиям прокинь, зря ты, что ли, корячилась, практику обобщала?

Он хлопнул дверью, а я осталась обдумывать его предложение. Лешка имел в виду мое научно-практическое детище, типичные версии о личности преступника по делам об изнасилованиях.

— Да здесь-то изнасилования не было, — крикнула я ему вслед, но Лешка уже не услышал.

Что же все-таки приключилось с Катей Кулиш, подумала я, рассеянно листая материал. В кармане одежды девочки спокойненько лежал ученический билет, благодаря чему ее так быстро опознали. Катя ушла из дому в пятницу днем, успев только перекусить после школы (кстати, надо будет уточнить, что она ела, и сравнить с содержимым желудка трупа; может, ее угощали еще где-то). Родители обратились в милицию в субботу, но заявление об исчезновении школьницы было принято только во вторник утром, а вечером уже нашли ее труп.