Я всегда старался быть лидером – в школе, в университете, в футбольных командах – везде стремился быть первым. В этом я находил мотивацию, понимая, что главное – победа, а не участие. Позже выяснилось, что многие мои знакомые наблюдали за мной все эти годы, это возлагало на меня еще большую ответственность. Ну а после того, как я добился определенного успеха, мне стали писать. Поздравляли, говорили, что гордятся мной. Особых просьб, что характерно, почти никогда не приходило.

Некоторые, правда, спрашивали совета или даже предлагали заняться каким-то делом вместе – для них я был человеком, который мог все сдвинуть. Вероятно, это связано со страхом. Люди боятся рисков и никогда до конца не знают, стоит ли им вкладываться в свои задумки, идеи, темы. Сейчас, оглядываясь назад на крайние десять лет жизни, приходит понимание, что и у меня было много таких моментов, когда приходилось стоять перед нелегким выбором и испытывать сильный страх. Но нельзя что-то решить за другого. Поэтому я и не даю советов – просто предлагаю взять «ключи», описанные в книге. Если человек осуществит задуманное и последует советам практика, то он точно поймет, нужно ему это на самом деле или нет. Ведь все зависит не от денег и не от темы, а только от него самого. Поясню: вовлеченность в дело, которым ты занимаешься, – ключевая характеристика для любого предпринимателя. Страх выйти за рамки мешает двигаться, нашептывает, что первый шаг непременно должен быть правильным, лучше – идеальным. А ведь это невозможно! Запомни: твой страх будущих неудач беспочвенный. Угрозы нет – это иллюзия. Будущего не существует.

Сейчас, оглядываясь на детские годы, мне приходится больше всего краснеть из-за своих отношений с мамой. В подростковом возрасте я стал буйным и неуправляемым. В те годы она сильно переживала из-за этого. Драки в школе, серьезные конфликты с учителями, мои необдуманные поступки, нежелание учиться и отсутствие обратной связи с семьей – тот промежуток времени стал своеобразным бунтом против системы. Надо сказать, что произошло это исключительно из-за того окружения, с которым я общался. Те люди, что были рядом, оказывали на меня не всегда положительное влияние, я готов это признать. Пиво в подъезде, дискотеки, драки, разбитые стекла в школах… Так жили дети девяностых. Но в целом мы все-таки были хорошими ребятами – в то время молодежь почти поголовно была такой, холодная Тында не являлась исключением.

До мамы доходила лишь малая часть того, что мы тогда творили. Моими авторитетами в те дни были разве что старшие ребята из нашего двора – только они могли хоть как-то на меня повлиять. Они воспитывали нас, учили всегда бить первым, если драка неизбежна, и мы их уважали. Благодаря им мы знали, что нельзя нападать на парня, когда рядом идет его девушка, даже если он не прав, что нельзя бить толпой одного человека и всегда нужно быть готовым ответить за свои слова и поступки. Этот период жизни, однако, не прошел для меня даром – некоторые из тех уроков актуальны до сих пор. Тогда это была моя школа. К сожалению, многих из тех ребят уже нет в живых: из Тынды я почти всегда получаю плохие вести, от чего становится грустно. Конечно, в те годы мама тоже мечтала на меня повлиять, и я всегда чувствовал поддержку с ее стороны. Но я тогда ее не воспринимал в качестве авторитета для себя, до тех пор, пока не поменял свое окружение.

Мне было пятнадцать лет, когда я в первый раз прилетел в Москву. Я увидел других людей и совсем иной мир. У нас были друзья семьи, на тот момент поддерживавшие маму после потери мужа. Понимая, как нам тяжело, они пытались помочь и однажды предложили мне поехать на две недели учиться в Англию вместе с их дочерью. Мама, конечно же, согласилась – мне сделали мой первый загранпаспорт, купили билеты в нашу столицу, и через две недели я полетел оттуда учиться в Кентербери. А там пообщался с ребятами, увидел другую страну, улицы туманного Альбиона… и это было невероятно!

Да, я по-прежнему пропускал школу, продолжая свой бунт, но постепенно он переставал быть для меня актуальным. Я не видел этого бунта в своих сверстниках за границей – он был им ни к чему. К тому же все вокруг свободно говорили на английском, а я не мог связать и двух слов – и этим сильно выделялся среди остальных. Да и Москва также оказала на меня колоссальное влияние, особенно своими масштабами и количеством людей. Людей, которые могли нормально, без агрессии общаться и двигаться по земле с высоко поднятой головой. Когда я вернулся в Тынду, стало ясно, что пришла пора менять свою жизнь. Я словно вернулся из цивилизации в дикую природу. Это стало переломным моментом. Нужно было что-то делать, и я записался в спортивную секцию.

У меня нет спортивного разряда. Я просто ходил четыре года на самбо еще в начальных классах, участвовал в соревнованиях. И хоть особо не блистал, но тренер всегда говорил, что я делаю определенные успехи. Я не из тех, кто так и не стал чемпионом, хотя всегда боролся до последнего. Спортивные награды не были моей целью, как ты понимаешь. Дело было в смене окружения. В итоге я бросил борьбу и после девятого класса пошел в бокс, отдав этому виду спорта полтора года. Я хорошо дрался и мог постоять за себя, а главное – у меня появилась группа поддержки, которая всегда могла прийти мне на выручку, и это новое окружение в то время делало меня лучше.

Я помню зал в подвальном помещении, где мы занимались – очень маленький, душный, с плохой вентиляцией и множеством людей. Когда мы боксировали, то порой ударялись друг о друга затылками, настолько мало там было места. Я хотел научиться драться и иметь преимущество – в тот момент для меня это было крайне важно, как, наверное, и для любого подростка.

Я хорошо помню своего тренера. Ему тогда было около семидесяти лет. Он выпивал, и мы часто слышали о нем множество разных историй, где он фигурировал как настоящий боец. Например, он постоянно «выносил пачками» людей в ресторанах. Когда люди заканчивались, приезжала милиция и увозила его в отделение. Он успокаивался и на следующий день, дыша перегаром, возвращался к тренерской работе. Больше всего мы не любили, когда он отрабатывал удары и бил нас, пацанов, по лицу без перчаток. Но сейчас я понимаю, что такова была его методика обучения – все должно быть по-настоящему.