наносит глазурь на бизе февральского поверх коржа январского. Мартовский показывает – всё, вы видели теперь всё. Успокойтесь, остались свечи, огонь, ветер и разрушение торта зимы. Вот-вот всё полетит в урну, появится разлюбимая плесень и горячая вода потечёт по тарелкам, и вы начнёте страдать от того, что струя кондиционера несильна, нехолодная и дует не на вас. И эта сказка неплохо заходит, когда видишь мартовский снег с его ледяным дождём в первый раз. Но встречая его ежесредово и ежепятнично понимаешь, что твой бесплатный корпоративный психолог – дерьмо, а антидепрессантный эффект алкоголя скороуходящ. Ещё одно утро невозможности открыть двери подъезда и машины, ещё одна тонна песка на расстеленных по тротуару тёплых джинсах, новый синяк на локте и сновасломанная чистилка-ковырялка автостекла и всё. Никакой блеск наста и никакая мягкость снега под коркой не компенсируют отчаяние в эти всё ещё короткие тёмные дни. Уходи мартовский снег и забирай своего дружка ледяного душа. Давай уже дальше, давай следующий месяц зимы.

Апрельский. Дорога, уходящая в гору, вверх, в сторону плотной шапки облаков над нашим миром, всё стелется, сереется и дружится с рыжими пятнами раздавленных грузовиками кирпичей. В апреле я мчу по трассе, достаточно прямой и пустой чтобы отвлечься мыслями на всё что только можно отвлечься. Здесь нет ясного высокого голубого неба в котором можно придумывать названия облакам, редко висящим над огромным миром в фильмах про огромный мир. Вот то – крокодил, а это – овечка. Нет же. Здесь всё небо в снеговых облаках, весь горизонт дороги и весь отражённый мир в боковых и в зеркале заднего вида покрыт облаками. Сам ты овечка. Здесь нет фантазий о форме облаков. Нет даже и облаков, это как стена, как дно, в нём не различаются отдельные скопления белого и пушистого. Это свинцовое дно. Мы накрыты крышкой. Здесь, над моей дорогой бесконечная свинцовая крыша и я еду всё быстрее чтобы она меня не придавила. Легковушка ещё проскочит, мне повезёт, а вот грузовик может чиркнуть по низкому небу, зацепиться и съехать в овраг. Вот они и лежат то слева, то справа. Грузовики, фуры, не пролезают в узость между дорогой и свинцовым небом. Серым до некрасивости подъездных ступеней. Дорога, как на зло, ещё и тянет вверх, на холм, средне-русскую взлохмаченность насеянной земли. Всё сужается и сужается место для проезда авто под облачным небом. Но никто не прибил к облаку знак «Осторожно, тут всего 3 метра». Всё от того, что ваш добрый бог сгрёб пухлыми ручками облака со всего света и удерживает их над родиной. Чудеса звёзд и солнца глядят на остальные участки суши, а над нами плотный занавес. Богу помогают церкви размножающиеся простой покупкой кирпича с собственным именем. Купил кирпич, посадил в раствор, пошло дело. И вот уже через месяц крест-крюк цепляет свинцовую подушку и помогает богу удерживать небесную крышку над страной снизу. Ветер, конечно, гоняет туда-сюда выдыхаемый людьми тёплый воздух и нет-нет, да и порвёт перину свинца. Хотя она многослойна, небо со всего неба, и чаще рвётся не оно, а падает какая-нибудь церковь-якорь. И всё же, разрывы случаются, особенно там, где храмов нет. Тогда на русский мир падает сквозь линейный разрыв снежной подмышки огненно-яркий белый свет настоящего солнца. Выжигает снег на земле ямой могилы и вытягивает из неё мать-и-мачеху. Вы замечали, что мать-и-мачеха не растёт рядом с храмами? Туда свет не падает, слишком близко небесный крепёж. Вот и сейчас, впереди меня, на вершине холма безымянной деревни, за которую сложили головы по десять тысяч человек три раза за пятьсот лет по велению ледяных королей, небо порвалось. Узкая щель уронила свет вниз. Тут же понимаешь, что свет, который ты считал светом, это не тот свет. Тот свет, твой, привычный оттенок светлой разновидности свинца, неяркий и не ослепляет. Упавший свет, этот, настоящий тот свет, пробрался к тебе при прорыве низкого неба. Еду и наблюдаю, что будет делать тот, кто держит небо. Быстро залатать именным кирпичом снизу не получится. Скоро растут храмы, но не 140 км/час. Помощь нужна сверху, с той стороны свинцеваты. И помощь серой крышке приходит. Я поравнялся с продолговатой прорехой, что протянулась параллельно шоссе и увидел его. Не бога, конечно, добрые его деяния. За первыми лучами, что уже возвращали было к жизни траву, повалил снег. Ровно через эту дыру, медленный и торжественный как балерины-анорексички. Расширяясь к земле и съедая лучи, снег падал на затенённую равнину по обе стороны дороги. Дворники включились, фары перешли из режима «серый быт» в режим «сумерки человечества». Всё снова стало ровно некрасивым, титаново-волчьим, не отражающим фары, как пластик панели приборов, как глаза трудовика, как тупик в гаражном кооперативе. Снег не замёл весь мир, но выпал в достаточном объёме чтобы навсегда стереть память о порвавшемся небе. Залатал сначала солнечное пятно на плоскости, выжег долгие лучи в воздухе, и, наконец, сомкнул порванный лоскут на самом верху. Дорога стала спускаться и локальный снегопад остался в зеркале заднего вида. Вперёд вела всё такая же почти прямая, почти пустая, почти осмысленная дорога с следующему холму, где свинец может поцарапать выставленную из окна руку. Снег апреля – это неожиданный ремонт мироздания. Такая затычка, позволяющая удержать сопревшее под плотной крышкой, не дать соединиться с солнцем. Такая аварийная заплатка на одеяле, под которым покоится не надеющийся на тепло человек в непротопленной избе. В начале лежать там было теплее, чем просто на земляном полу. Но позже, тогда тело остыло, что под одеялом, что на полу, температура одинаковая. Заплатка состоялась. Снег завалил солнечный зайчик и примёрз к непаханой равнине. Наша под низким небом поднебесная – подсвинцовая – продолжила бессмертное существование.

Майский. Майский снег ввиду устоявшейся филологической традиции называется по-другому отчего возникает путаница с вопросом существует ли майский снег. Мы не должны смешивать слова и факты. Без кварка сомнений снег в мае идёт. Однако ограниченные своими органами зрения обыватели различают его лишь на висках мужского населения, когда тот примерзает к волосам. На женщинах, деревьях, машинах, снег в мае игнорируют, делая редкое исключение для французского маникюра и седых детей, отравившихся мультикультурным фонданом. Майский снег по снего-русски называют сединой. Но спросите любого здравомыслящего субъекта, способного нести в мир жизнь, то есть производить детей, любую женщину, седина ли это? Ответ будет однозначным. Это снег. Проблемами терминологии можно пренебречь. Молодые мужчины активно имитируют снег на своих висках, подражая старым, вернее древним. Последние носили снег