Если говорить об упоминаемых нередко в связи с критикой «дохристианской теории» происхождения Экстернштайна национал-социалистах, то надо сразу же оговориться, что поначалу они не проявляли никакого интереса к этим скалам. Лишь со временем Вильгельм Тойдт вошел в состав исследовательского общества «Наследие предков» («Аненэрбэ»), где его исследования сначала были засекречены, а затем и вовсе свернуты. Приблизительно в то же самое время с обложки журнала «Германия» исчез подзаголовок «Учрежден профессором Вильгельмом Тойдтом». В последнее время бытует версия о том, что Вильгельм Тойдт потерял контроль над журналом «Германия», так как испытывал на себе сильнейшее давление со стороны эсэсовского руководства и со стороны «Наследия предков». Дескать, те считали это издание ненаучным, а потому «неприемлемым». На данном сюжете надо остановиться более подробно.

Сам Вильгельм Тойдт на протяжении многих лет высказывал и активно отстаивал мысль, что необходимо было создать специальное учреждение, которое бы занималось изучением германских древностей. В нем должны были работать представители самых различных профессий, которых бы объединяла только целевая установка — изучение духовного мира древних германцев. На самом деле этим грандиозным научным планам не было суждено сбыться. В «Аненэрбэ» Вильгельм Тойдт возглавлял лишь небольшой отдел. Прежде чем оказаться в «Наследии предков», Тойдт встречался в одном из детмольдских отелей с шефом СС, Генрихом Гиммлером. Рейхсфюрер СС за несколько дней до этого прислал немолодому исследователю телеграмму, в которой предлагал обсудить ряд вопросов. Именно во время указанной встречи Тойдту было предложено возглавить одно из подразделений «Аненэрбэ». Исследователь тут же принял это предложение.

Причина этого крылась в том, что академические исследователи всегда скептически и даже презрительно относились к изысканиям Вильгельма Тойдта. Кроме этого не стоит забывать, что 30 января 1933 года к власти пришло правительство Гитлера. В этих условиях осенью 1934 года протеже Альфреда Розенберга Ганс Рейнерт, возглавлявший «Имперский союз древней немецкой истории», во время посещения Детмольда однозначно заявил, что намерен «положить конец изысканиям Тойдта». Это заявление было напрямую связано с намерением провести в Экстернштайне археологические раскопки. Академические ученые даже на пушечный выстрел не хотели подпускать к этим раскопкам «дилетанта» Вильгельма Тойдта. Впрочем, все сторонники Тойдта употребляли слово «дилетант» весьма осторожно, тем более в вопросах, касавшихся древней истории. Они указывали на то, что «дилетантом» был и Генрих Шлиман, который, несмотря на все ошибки и заблуждения, все-таки открыл научному миру легендарную Трою. Или приводился другой пример. «Дилетантом» был дон Марселино де Саутуола, открывший в Альтамире (Испания) красочные настенные изображения мадленской культуры позднего палеолита. Неандерталец был обнаружен вообще благодаря случайности — во время свайных работ. Сторонники Тойдта утверждали, что этот список можно было продолжать еще очень долго.

По их мнению, любая наука шла вперед по весьма извилистому пути, который был вымощен случайностями, ошибками и заблуждениями. По этой причине они предлагали воздерживаться от навешивания на кого-либо ярлыка «дилетант». Тойдт сам говорил, что «там, где употреблялось это слово, правили бал маститые ученые, увенчанные лавровыми венками общественного признания». При этом исследователь, не намереваясь оправдываться, говорил, что не надлежало забывать изначального значения слова «дилетант», придавая ему уничижительное звучание. В одной из статей он писал, что слово происходило от итальянского «dilettere» — «увлечение». То есть он понимал под «дилетантом» человека, который был увлечен своим делом, влюблен в предмет своего исследования. «Дилетант изучает не ради денег, не по долгу службы, а лишь ведомый своим страстным желанием». Именно эту мысль выразил Артур Шопенгауэр, когда писал следующие строки: «Дилетанты — так пренебрежительно называют тех, кто занимается какой-либо наукой или искусством из любви, per il loro deletto и испытывает от этого радость… Так их называют те, кто превратил эти занятия в средства для заработка. Это предубеждение основывается на присущем им низком, гнусном убеждении, что ни один человек никогда серьезно не возьмется за то или иное дело, если к этому его не побуждает голод, нужда или еще что-то в этом роде. Публика воспитана в том же самом духе и поэтому придерживается такого же мнения. Она обычно с почтением относится к „специалистам“ и с недоверием — к „дилетантам“. В действительности же все наоборот. Для дилетанта его дело — это цель, а для специалиста — всего лишь средство».

Все сторонники Вильгельма Тойдта признавали, что для осознания истинной сущности Экстернштайна требовались знания из самых различных научных сфер: истории, искусства, источниковедения, древней и первобытной истории, теологии, лингвистики, геологии и астрономии. Едва ли какой-то из «специалистов» мог похвастаться такими широкими познаниями. Один из учеников Вильгельма Тойдта, Фреек Хамкенес, вспоминал: «Я узнал о проблеме Экстернштайна летом 1929 года. Тогда мне в руки попала книга Тойдта. Я прочел ее, иногда покачивая головой. Она мне показалась слишком противоречивой, но и в итоге я пришел к выводу, что автор все-таки был прав. Я написал ему письмо, так как его работа увлекла меня. Некоторое время спустя пришел ответ. В нем Тойдт спрашивал, не было ли у меня желания упорядочить весь его исследовательский архив. Я согласился. В итоге всю осень 1929 года я возился с его материалами. Когда я завершил это дело, то убедился в правильности своих выводов. Я мог свободно высказаться, что несколько по-иному, нежели Тойдт воспринимал некоторые вещи. Некоторые детали я трактовал на иной лад. Именно тогда я понял, что Тойдт очень ценил мое мнение. Мне показалось очень важным, что в последний день пребывания у него, мы очень долго обсуждали „Германские святыни“ В течение последующих лет я слышал о скалах только мельком. Приблизительно в конце 1933 года из Детмольда мне пришло новое письмо. В нем Тойдт сообщал, что его архив вырос настолько, что его надо было разбирать заново. Он просил помощи. Кроме этого он сообщал, что у скал должны были проводиться раскопки. В этой связи он интересовался, не было ли у меня желания побыть его ассистентом. На этот раз меня ожидала совершенно иная работа, нежели четыре года назад. Она зависела не только от Тойда, но и от „Объединения друзей“. После начала раскопок моя работа свелась к метанию между письменным столом и собственно раскопом, где в конце рабочего дня мы обсуждали находки с профессором Андрее.

Одновременно с этим дискуссии велись на страницах газет и журналов. Их отслеживание требовало немало времени, так как нередко эти заочные споры длились неделями. Так, например, было с серией публикаций профессора Фухса в „Липпской земельной газете“. Или собственный корреспондент „Берлинер цайтунг“ сообщал, что в окрестностях Флото было найдено местоположение Ирминсула и что представители науки были готовы это засвидетельствовать. Несмотря на ошибки, неточности в датах и названиях населенных пунктов, эти заметки тут же перепечатывались другими газетами. После окончания раскопок 6–7 октября в Детмольде состоялся научный диспут, который продолжился 4 декабря в Берлине, а 6 апреля 1935 года по предложению „Имперского союза древней истории“ вновь в Детмольде.