Однако Генрих проявил себя дальновидным политиком. Видя, что его положение пошатнулось, он решился на неслыханный шаг. В 1077 г. король в одиночестве пешком отправился через альпийские перевалы в замок Каноссу, где находился папа. Если верить одной из легенд, босой, в белом рубище отлученный король три дня стоял на снегу возле замка, взывая о прощении. Папа якобы был настолько потрясен драматическим зрелищем, что снял отлучение. Хотя выражение «пойти в Каноссу» стало синонимом величайшего унижения, этот поступок был для Генриха выигрышным ходом. Через некоторое время он объявил, что не собирается отказываться от своего права назначать епископов (право инвеституры) и принимать от них клятву верности.

Долгий спор об инвеституре, от которого устали обе стороны, закончился лишь в 1122 г. Вормсским конкордатом. Император отказывался от духовной инвеституры, уступая ее папе, но затем уже он принимал от епископа клятву верности и вручал ему символы власти — кольцо и посох. Кандидатуры епископов согласовывались заранее. Компромиссный конкордат имел множество процедурных неясностей. Поэтому вялотекущий конфликт императоров и пап продолжался еще добрых два столетия.

Таким образом, это была борьба за преобладание светской или духовной власти. Поскольку в ней не выиграла ни одна из сторон, то в конечном счете церковь и государство отделились друг от друга. Была создана решающая предпосылка для оформления принципа двойной свободы. С одной стороны, свобода веры от государственного вмешательства, с другой — свобода политики от церковной опеки.

Восточнофранкские короли, которых с XI в. все чаще называли немецкими, правили в землях майнских франков, саксов, фризов, тюрингцев, швабов, а западнее Рейна — в Лотарингии и Бургундии, где говорили не на немецком, а на романских языках. В ходе восточной колонизации, соперничая с Данией и Польшей, империя подчинила себе земли между Балтийским морем и Восточными Альпами.

«Священная Римская империя», выстроенная на базе германского, бургундского, богемского и итало-лангобардского королевств, на всем протяжении Средних веков была далека от того общественного образования, что называется сегодня государством. Средневековый правитель имел прямые политические связи с относительно небольшим кругом людей. Его власть основывалась на владении землей, а также на том, что прочие землевладельцы признавали его как наиболее могущественного и соглашались ему подчиняться. Так возникали личные связи, закрепленные договором. В ленной присяге сюзерен обещал своему леннику защиту и покровительство, а вассал — верность и повиновение. Со временем установилась традиция, по которой сюзерен вместе с клятвой передавал вассалу право господства на отдельных землях.

Средневековая Европа знала не государства на территориальной основе, а союзы персонального характера. Государство безлично и олицетворяется институтами власти. А средневековый союз в случае смерти сюзерена или вассала каждый раз должен был возобновляться заново.

Как выглядели эти ленные отношения в реальности, показывает случай с вестфальским герцогом Генрихом Львом. Он был вассалом императора Фридриха Барбароссы (1152-90), самого знаменитого из династии Штауфенов. Генрих Лев обладал в Саксонии и Баварии почти королевской властью и в 1176 г. даже отказался поддержать Фридриха в походе на непокорные ломбардские города. По настоянию короля в 1180 г. в Вюрцбурге съезд князей на торжественной церемонии отобрал у Генриха Льва его саксонские и баварские владения, пожалованные императором, но не посягнул на его семейные земли в Брауншвейге и Люнебурге, правда, передав их сыновьям приговоренного к изгнанию герцога.

В этом эпизоде примечательно то, что Барбаросса не присоединил к своим собственным владениям отобранные у Генриха Льва имперские пожалованные земли, как сделали бы это монархи Англии и Франции, консолидируя королевскую власть. Барбаросса пожаловал их другим имперским князьям, потому что, даже находясь на вершине власти, он не мог править без поддержки самых крупных князей. Некоторые историки полагают, что именно тогда был бесповоротно упущен наиболее реальный шанс перевести империю на путь западноевропейского развития. Впрочем, вряд ли у Фридриха был какой-то иной вариант. Власть кайзера в империи была уже настолько слаба, что он не мог обходиться без поддержки крупнейших феодалов.

Установлению единоличного господства препятствовала прежде всего огромная территория империи. Поэтому в центре Европы возникли две политические системы.

С одной стороны, это сама империя, в которой кайзер обладал скорее символической, нежели реальной властью. Духовные и светские князья, среди которых с XIII в. выделяются курфюрсты как единственные выборщики короля, имперские города, графы и рыцари, подчиненные непосредственно императору, — все они собирались на придворные советы, из которых образовались затем рейхстаги, ставшие к XV в. прочными, отлаженными учреждениями.

Однако сам принцип выборности императора каждый раз неизбежно превращался в вотум доверия такому государственному устройству, а потому именно выборщики становились гарантами сохранения империи. К тому же европейские державы были заинтересованы в слабом центре континента как арене для проведения своей политики и поддержания баланса интересов.

С другой стороны, наблюдается пестрейшая мозаика отдельных территориальных владений — курфюршества, герцогства, графства, епископства, имперские города, аббатства, рыцарские земли. В ряде из них власть представляли как правители, так и ландтаги, выражавшие интересы местных сословий. При частой смене правящих династий ландтаги становились стабилизирующим фактором государственной власти.

О Германии XIX в. часто говорили как об «опоздавшей нации». Это относится и к немецкой истории в целом. Уже на пороге Нового времени «запаздывание» империи стало явным: она была хотя и устойчивой, но архаичной. В правовом, конституционном, административном плане, в отношении прямой власти монарха ее опережали Франция, Англия, Португалия, королевства Неаполя, Сицилии, Кастилии, Арагона. В то же время страны северной и восточной периферии Европы — Дания, Шотландия, Норвегия, Швеция, Венгрия — отставали еще больше. Таким образом, в Европе можно выделить два явно различных региона: более передовую, старую часть, в основном совпадавшую с территорией Римской империи, и отстающую молодую, которая располагалась севернее Рейна и Дуная.

В центре этого «раздвоенного» континента лежала «Священная Римская империя», состоявшая частично из старого, но в основном — из новых регионов. Она являлась как бы уменьшенной копией всей Европы. В некоторых аспектах рейх не отставал от Запада. Касалось это прежде всего роста городов, торговли, транспорта, ремесел. Немецкие города постепенно вышли из сферы господства феодалов, развили собственную культуру, получили особые права, создали новую общественную структуру, свой стиль и ритм жизни. Большинство германских городов появилось между XII–XIV вв. Но в глаза бросается то обстоятельство, что крупнейшие торговые города империи нигде не совпадали с центрами императорской власти. Первые располагались главным образом на Северном и Балтийском морях (Любек, Бремен, Гамбург, Росток) или вблизи альпийских перевалов (Аугсбург, Регенсбург). А короли по мере расширения империи на восток передвигали туда же свои резиденции — в Гослар, Магдебург, Нюрнберг, Прагу. Отсутствие постоянной столицы как долговременного центра управления и культуры, образования и торговли свидетельствовало, по крайней мере с XIII в., об отставании империи от государств Западной Европы. Слабая концентрация центральной власти, архаические административные структуры империи объяснялись прежде всего зависимостью германского короля и римского императора от крупнейших территориальных правителей. По самой своей природе избираемая королевская власть является слабой, а потому отсталой в смысле создания новой государственности.