litbaza книги онлайнИсторическая прозаЕлизавета Петровна. Императрица, не похожая на других - Франсина-Доминик Лиштенан

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 127
Перейти на страницу:

Когда родителям приходилось отлучаться, девочек поручали присмотру Натальи, царевой сестры и наперсницы. Ей же была доверена деликатная миссия — оторвать малышек от привычной среды, что окружала их в царских резиденциях под Москвой, и в конце 1711 года устроить в новой столице — Петербурге. Наталья Алексеевна следовала за своим братом по пути прогресса и слыла одной из самых изысканных придворных дам. Обожая театр, она в этой своей страсти дошла до того, что даже пьесы пописывала — но, правда, религиозного содержания. Ее кончина в 1716 году привела государя в отчаяние: он, любой ценой пытавшийся выдать за чужестранных принцев всех своих племянниц, кузин и дочерей, любил сестру так ревниво, что не отпускал ее от себя…

Когда девочкам исполнилось одной семь, другой восемь лет, их оторвали от тетушек и кормилиц, чтобы приобщить к правилам поведения, подобающим высокому рангу; их первые строчки, трудолюбиво выведенные собственноручные записочки царевен, относятся к 1717 году. Анна и Елизавета смогли воспользоваться благами европейского образования благодаря гувернантке-француженке мадам Латур и учителю мсье Рамбуру. Графине Маньяни и профессору Глюку было поручено обучить их итальянскому, немецкому и французскому. Царь, но мере возможности, когда выпадал досуг, послеживал за учением дочерей и подбадривал их, часто повторяя, как он сожалеет, что в юности не познал паук. Часто он входил в учебную комнату внезапно, чтобы, застав их врасплох, узнать, как они используют свое время. Он экзаменовал царевен, проверял, каковы их успехи, и приходил в восторг, видя, что они уже могут переводить страницы из трактата мадам Ламбер о морали и педагогике; довольный, он целовал дочек и порой клал подарки к ним под подушку.

После смерти Натальи заботу о трех царских детях — Анне, Елизавете и маленьком Петре, родившемся в 1715 году, — пришлось взять на себя Меншикову. Фельдмаршал регулярно строчил родителям послания, то шутливо, то в умилительном тоне заверяя их, что дочери ведут себя превосходно, а сын подрастает. Его дворец на невском берегу звенел от веселых криков: царевны и крошка-царевич быстро поладили с его собственными тремя детьми. Весной 1717 года обе девочки подхватили оспу: Елизавета вышла из этого испытания невредимой, на лице у нее осталось лишь одно крохотное пятнышко, да и то вскоре исчезло. После болезни ее отвращение к насекомым и другим паразитам возросло, став чуть ли не истерическим: подобно своему отцу, она не выносила вшей, тараканов и клопов, кишмя кишевших в некоторых покоях князя Меншикова. Она убегала и пряталась, забивалась в углы, где не было златотканых занавесей и подозрительных драпировок: холод был в ее глазах меньшим злом, чем насекомые.

Царь неимоверно восхищался своей младшей дочерью. Не исключено даже, что к его отеческим чувствам примешивалось нечто греховное. И вот когда ей сравнялось семь лет, он поручил Караваку написать ее в виде маленькой обнаженной Венеры. Каштановые волосы, по такому случаю напудренные, голубые глаза, полные лукавства, — девочка пленяла своим веселым нравом и никогда не пасовала перед частыми вспышками отцовского гнева. Он же, обычно такой скупой, дарил ей расшитые золотом и серебром шелка, нередко привезенные из самого Дамаска. Отменная танцовщица, она легко освоила кадриль и менуэт, не забыла и простонародные пляски. Петр Великий любовался ею, хвалил, после каждой импровизации бросался ее обнимать, целовал ей ручки и ножки на глазах придворных, которые хоть и восхищались, но не без смущения внимали многократным заявлениям государя, что ему никогда не найти принца, достойного взять в жены его младшую дочь.

Сохранилось несколько записок, свидетельствующих о взаимной привязанности отца и дочери, которая зачастую служила посредницей между членами семьи: «Лизочка, дружок, добрый день, благодарю вас за ваше письмо, дай мне Господь увидеть вашу радость! Поцелуйте от меня этого верзилу, вашего брата. Петр»[6]. Порой монарх обращался к дочери и на ты, но не упускал случая именовать ее, словно мальчика, своим «дружком», может быть, желая тем самым повысить статус любимицы. Что до Екатерины, она в собственноручных (или написанных кем-то из приближенных) записках обращалась к ней от имени обоих родителей. Когда в 1721 году они уезжали на юг, царица пыталась смягчить для своих детей печаль разлуки, причем адресованы ее послания преимущественно Елизавете: «Потерпи еще несколько дней, и мы долго будем вместе». Иногда в дополнение к письму детям отправляли фрукты — например, апельсины или лимоны. Мать не скупилась на нежные слова: на одной из записок даже в адресе говорится: «Моему сердечку цесаревне Елизавете Петровне». Что до самой малютки, она пользовалась оборотом, в котором почтительность сочеталась с фамильярностью: «Ваши добрейшие величества Папа и Мама». В 1717 году девочки-царевны совершили настоящий политический шаг. Письмо, написанное под их диктовку и врученное Меншикову, содержало просьбу избавить от страданий несчастную, осужденную на медленную смерть: ее должны были живьем закопать но шею в землю. Сестры просили заменить этот приговор ссылкой в монастырь. Так впервые дало о себе знать стремление Елизаветы защитить женское достоинство и упразднить смертную казнь.

Образование, подобающее европейской принцессе того времени, предполагало знание иностранных языков, стало быть, Елизавета должна была их выучить. Ее современники утверждали, что она говорила не только по-итальянски, по-немецки, по-английски и по-французски, но еще по-шведски и по-фински. Они с сестрой Анной иногда переписывались по-немецки, причем младшая перемежала буквы готического начертания с обыкновенной латиницей. Их обучили правилам приличия и искусству вести беседу, в котором будущей императрице предстояло особенно преуспеть. Как царевне, чье рождение (по крайней мере теоретически) было узаконено состоявшимся в 1712 году венчанием родителей, ей полагалось, о чем уже было упомянуто выше, стать женой иностранца, дабы укрепить связи России с ее союзниками. Но Елизавета не желала смириться с подобной необходимостью: ее чувственность пробудилась преждевременно (и не без влияния родителя, это очевидно), она хотела нравиться и проявляла живейший интерес к молодым русским из своего окружения. Рассеянная, слишком рано предавшаяся плотским усладам, она не была создана для усидчивых занятий. Тщетно мсье Рамбур пытался заинтересовать ее историей и географией (если верить некоторым свидетельствам, она до гробовой доски сохраняла убеждение, будто до Англии можно добраться в карете), зато он умел зачаровывать ее рассказами о французских обычаях и модах, изысканность которых она быстро усвоила.

Эта девочка родилась в исторический момент, важнейший для судьбы русских женщин. В 1700 году царь Петр издал указ, обязывающий горожан одеваться по европейской моде. Светские щеголи и прелестницы не преминули обвешаться драгоценностями, и кое-кто утверждал, что но части макияжа они малость перебарщивают. Царь порвал также с традицией, требующей половой сегрегации. С самых юных лет Елизавета привыкла к мужскому обществу. Она проводила часы перед зеркалом в окружении парикмахеров, костюмеров и косметологов, хотя, судя по всему, румянами и пудрой не злоупотребляла. В 1721 году на торжествах по случаю годовщины коронации Петра, судя по «Дневнику» Фридриха Вильгельма Бергхольца, Анна и Елизавета появились одетые по последней французской моде, в волосах царевен сверкали бриллианты, а их прически были достойны лучшего из парижских куаферов.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 127
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?