За все три года служения господу отец Василий помнил только четверых дембелей, сумевших встать к исповеди с первой попытки. Еще несколько человек бродили вокруг да около больше месяца, страшась взыскующего Иисусова взора, пока не отважились принести свое покаяние. Но девять из десяти обходили храм божий стороной и предпочитали топить совесть в самогоне и блудодействе.

И теперь все чаще священник приходил к мысли, что ему следует отринуть свою гордыню и почти органическое неприятие бугровских «военно-патриотических игр». И что давно пора начать активно сотрудничать с патриотами, как бы дурно от их лозунгов ни пахло, и воспитывать пацанву вместе. Потому что начинать спасать человека для жизни вечной следует намного раньше того, как он возьмет в руки автомат.

«Завтра же пойду к Виктору Сергеевичу мириться!» – решил отец Василий и ускорил шаг – до времени службы оставалось всего ничего, а ему еще следовало принять душ и сменить рваную рясу на новую.

* * *

Когда он, омерзительно липкий от пота и распаренный до изнеможения, зашел в дом, Ольга кормила маленького Мишаньку. Священнику страстно хотелось одного: нырнуть под относительно прохладные струи душа, но удержаться от того, чтобы еще раз глянуть на подрастающего сынишку, он не мог.

– Как наши дела? – наклонился отец Василий над попадьей и потрепал малыша за упругую розовую щечку. Парень засмеялся.

– Наши-то дела хорошо, – ответила вместо сына Ольга. – Кушаем да спим. А вот с чего это вы, Михаил Иванович, – назвала его жена мирским именем, – такой помятый?

– Правда? – удивился священник, подошел к зеркалу, повертел головой из стороны в сторону и вдруг заметил, что так и держит в руке оторванный бычком кусок черной материи. – Пришьешь?

Ольга оторвала взгляд от сына и охнула. Теперь, когда батюшка повернулся к зеркалу, непристойная, от самого пояса прореха стала видна во всей красе.

– Кто это вас так?!

– А-а! – досадливо отмахнулся отец Василий. – Один бычок местный; в общем, тварь неразумная. Видно, привязать забыли.

Попадья осуждающе покачала головой и вздохнула. К тому, что батюшка нет-нет да и страдает от дворовых собак, она уже привыкла. Когда по долгу службы еженедельно обходишь до полусотни домов, это становится почти профессиональным риском. Но чтобы напороться на быка? Такого еще не было.

– Он что, заместо собаки двор охранял? – со снисходительной улыбкой поинтересовалась Ольга.

– Да вроде того. – Священник с усилием стянул с пропотевшего тела рясу и отправился в душевую.

Трудно сказать почему, но животные мужского пола атаковали его особенно часто. Священник на несколько секунд задумался и признал, что суки, например, его не кусали, а, напротив, довольно быстро начинали проявлять дружелюбие и стремление установить прочные и как можно более близкие, естественно, чисто товарищеские отношения. А вот от кобелей доставалось, и не раз.

Случались конфликты и с петухами. Пару дней назад, например, налетел на него один огненно-рыжий, видно, почему-то решил, что священник пришел исключительно для того, чтобы посягнуть на его любимый разномастный гарем. Все правильно, а ради чего еще кто-то попрется в такую жару через весь город? А теперь еще и этот бык...

Отец Василий неторопливо ополоснулся, выключил воду, тщательно обтерся, вышел, но, глянув на часы, охнул: до вечерни оставалось всего ничего.

* * *

Храм был почти пуст. Священник привычно отчитал предначитательный псалом, кафизму, и немногие пришедшие на службу, самые преданные господу маленькие, сухонькие старушки истово крестились и кланялись в пояс. Отец Василий знал, пройдет еще совсем немного времени, и всех их призовет господь, и тогда ни одна служба, ни одна искренняя молитва, ни одно доброе слово не будет лишним. Ибо ничто так не приближает человека к небесам, как смирение, прощение и любовь, и ничто так не тащит вниз, в самое пекло, как ненависть и гордыня.

Священник неторопливо, с глубоким и сильным чувством исполненного долга завершил вечерню, коротко переговорил с диаконом и подошедшей к руке прихожанкой и вышел во двор. Яростное, беспощадное солнце уже опустилось за крыши пятиэтажек, и хотя жара еще не спала, а из темных подворотен вовсю несло запахом старых тряпок, брожения и тлена, стало полегче.

Мимо храма прошла бодро щебечущая стайка девчонок; за ними, деловито сунув руки в карманы, пробрели шанхайские пацаны – молодежь дружно, всем Усть-Кудеяром покидала пыльный, почти безжизненный городок и шла на Волгу купаться.

«А не смотаться ли и мне на рыбалку?» – только подумал отец Василий, как тут же увидел входящего в храмовые ворота главврача районной больницы Костю.

– Привет, Мишаня! – назвав священника мирским именем, помахал ему Костя. – А я на острова собрался. Поедешь со мной?

Отец Василий засмеялся, совпадение мыслей оказалось идеальным.

– Надо Ольгу предупредить. – Он подошел к храмовым воротам и пожал протянутую руку.

– Нет проблем, я на машине, – мотнул головой Костя в сторону своего служебного «рафика».

Мимо пронесся кортеж иномарок, обдав их раскаленным облаком выхлопных газов и пыли, и Костя матюгнулся.

– Молодняк хренов! Оборзели сынки совсем!

Священник пожал плечами. Он не считал юную, динамичную, жизнеспособную и в силу этого порой наступающую на пятки поросль чем-то невыносимым. Они в свое время тоже доставили своим родителям хлопот.

– Ты плечами-то не жми, – осуждающе покачал головой Костя. – Это и тебя касается, не только меня...

– А что такое? – Священника заинтересовала столь нервная реакция привычного ко всему главврача районной больницы.

Костя приглашающим жестом указал на свой белый «рафик» и, пропустив священника вперед, забрался внутрь.

– Ко мне недавно трое таких отроков поступило, – пояснил он. – С отравлением. Ну-ка угадай, чем они занимались.

– Откуда мне знать? – не стал поддерживать эту игру в «угадайку» отец Василий.

– С Перуном захотели напрямую пообщаться. Какой-то дряни нажрались до одурения, потом групповуху устроили, а как до заклинаний дело дошло, тут им и поплохело.

Священника пробил холодный пот. Этого он боялся больше всего. Духовно неустойчивый молодняк, начитавшись переводной литературы, все чаще пытался преодолеть барьер, отделяющий привычный человеческий мир от его иных, не предназначенных для прямого лицезрения слоев. И неважно, с кем они хотели пообщаться – с Перуном, Сварогом или каким-нибудь Уицли-Почтли, итог был предопределен – все попадали под прямое влияние бесов. С вполне предсказуемым исходом.

– Наши, усть-кудеярские? – глотнул он пересохшим горлом.

– Ага, – кивнул главврач. – Шанхайские ребята. Я, понятное дело, Скобцову доложил, – назвал он фамилию главного мента города, – но тому как об стенку горох! Своих, говорит, проблем хватает, не то чтобы этой шпаной заниматься...