Командирам подразделений регулярных войск всегда известно, сколько солдат не вернулось из боя, хотя они не могут с точностью сказать, были ли пропавшие убиты или дезертировали. Лидеры спешно вербуемых боевиков и партизанских формирований располагают менее точными данными. К тому же в ходе конфликта подразделения армии редко занимаются подсчетом погибших со стороны врага или среди мирного населения. Как правило, сведения о массовых убийствах мирных жителей умышленно не документируются, обеспечивая бесследное «исчезновение» таких жертв.

Характерная черта всех трех форм организованного политического насилия – с участием государства, негосударственного и одностороннего – ложные данные, приводимые виновниками и участниками этих действий. Одна группировка может преувеличить число погибших со своей стороны, чтобы подчеркнуть жестокость врага. Другая, напротив, занизить потери, чтобы казаться сильнее, чем есть на деле. Тем более что для лиц, определяющих политику, не важны конкретные показатели. Однако, несмотря на очевидную неточность данных, возможность сравнения понесенных потерь – год за годом, конфликт за конфликтом, страна за страной – позволяет получить оценку долгосрочных политических планов или разового вмешательства, выяснить эффективность экономических санкций, прекращения военных действий и миротворческих миссий.

До последнего времени такие сведения о негосударственных конфликтах и одностороннем насилии отсутствовали, но недавно специалистами Уппсальского университета была завершена работа над рядом новых мировых показателей для Доклада о безопасности человека. Эти показатели учитывают информацию об «официальных потерях» в вооруженных конфликтах, но не дают достоверной картины при подсчете общего числа погибших. В сущности, речь идет о минимальном объеме сведений. При подсчете числа погибших Уппсальский университет следует трем основным правилам.

Во-первых, смерть должна быть документально зафиксирована и подтверждена надежным источником. Во-вторых, необходимо получить достаточное число фактов, позволяющих соотнести факт смерти с конкретным типом конфликта или конкретным случаем убийства по политическим мотивам. В-третьих, рассматриваются только вооруженные конфликты и военные операции, унесшие в течение календарного года жизни не менее 25 человек.

Эти строгие критерии означают, что количественные показатели, получаемые в результате проводимого в Уппсале ежегодного подсчета «официальных потерь», практически всегда ниже – а иногда значительно ниже – реального числа погибших, особенно в результате актов одностороннего насилия. Тем не менее год за годом сбор данных продолжается с учетом все тех же стандартных критериев. Получаемые данные должны с высокой степенью достоверности отвечать на три ключевых вопроса: тенденции по сравнению с предыдущими годами, число погибших в рамках каждой из форм организованного политического насилия и географическое распределение конфликтов.

Число потерь в ходе вооруженных конфликтов с участием государств демонстрировало тенденцию к снижению с конца 1960-х гг. Число погибших в результате негосударственных конфликтов сократилось более чем на две трети в период с 2002 по 2005 г., хотя четыре года – слишком небольшой срок, чтобы с уверенностью говорить о намечающихся тенденциях.

Данные о погибших в результате актов одностороннего насилия получены только за период с 1989 по 2005 г. Эти сведения не позволяют выявить четкую тенденцию к изменению числа потерь. Тем более что потери сложно поддаются точному учету, доказательством чему стали недавние события в Дарфуре (Судан) и Ираке.

Наибольшее количество жертв в результате организованного политического насилия приходится на вооруженные конфликты с участием государств. В 2005 г. этот показатель составил 69 %. На регионы Центральная и Южная Азия, Средний Восток и Северная Африка и Тропическая Африка приходится почти 80 % общего числа потерь в ходе конфликтов с участием государств в 2005 г. Иную картину представляют собой результаты негосударственных конфликтов – 40 % потерь пришлось на территорию Тропической Африки. Что касается одностороннего насилия, то почти половина погибших относится к региону Средний Восток и Северная Африка, где события в Ираке и Дарфуре (Судан) резко увеличили число потерь.

В этих статистических данных не нашла отдельного выражения одна из широко обсуждаемых форм насилия, направленная против мирного населения, – терроризм. Причина тому – отсутствие общей договоренности о том, что отличает терроризм от прочих форм организованного насилия. Понятие «терроризм» часто используется для описания деятельности повстанческих сил, а инициируемое правительством одностороннее массовое насилие нередко называют «государственным терроризмом». В исследовании Уппсальского университета многие жертвы «терроризма» учтены как относящиеся к одной из форм организованного насилия.

Собранные данные о потерях в результате негосударственных конфликтов и одностороннего насилия помогли получить достоверное представление о реальном числе жертв в результате военных столкновений. Хотя эти показатели относятся, скорее, к нижней границе фактического числа потерь, они дают возможность провести сравнение по регионам и срокам.

Албания / Эндрю Теста/Panos Pictures

Этнические чистки, отряды ликвидаторов, дети-солдаты и прочие грубые нарушения прав человека нельзя назвать редкими, хотя точные данные о состоянии дел в этой области практически отсутствуют.

Насилие, сожженные деревни и отравленные колодцы долгое время ассоциировались с войнами и мятежами, а пытки и концентрационные лагеря – с диктаторскими режимами. Каковы долгосрочные тенденции и можно ли сравнивать ситуации в разных странах?

Некоторые из тяжелейших нарушений прав человека совершаются без огласки. Когда, к примеру, правительство какой-либо страны допускает применение пыток в целях получения сведений от подозреваемых, информация об этом не попадает в отчеты, а независимые наблюдатели не допускаются в камеры пыток. Большинство организаций по правам человека не ведут сбора статистических данных даже о самых тяжелых случаях проявления жестокости, и вряд ли можно говорить о том, что нарушение прав одного человека более приемлемо, чем нарушение прав сотен людей. Однако без ежегодного сбора данных, аналогичных тем, которые на сегодняшний день получены о войнах и геноцидах, сложно выработать политику в отношении нарушения прав человека или оценить эффективность такой политики.