Было уже далеко за полночь, когда тройка лошадей, запряженная в царскую коляску, остановилась у ворот Александро-Невской лавры. Длинный ряд монахов с митрополитом Серафимом во главе уже ожидал государя у входа. Сквозь раскрытые врата виднелась вдали ярко освещенная множеством свечей рака Александра Невского. Александр I, без шпаги, быстро выйдя из коляски, приказал закрыть за собою ворота и вошел в церковь. Началось молебствие. При чтении Евангелия император приблизился к митрополиту и, опустившись на колени, просил положить Евангелие ему на голову. Молясь, он плакал. По окончании молебна император помолился перед мощами, затем посетил митрополита в его покоях, откуда, уступая просьбе схимника, согласился зайти и к нему в келью.

Когда двери кельи растворились, мрачная картина предстала глазам императора. Весь пол и стены до половины были обиты траурным сукном. У левой стены виднелось большое распятие; напротив — длинная деревянная скамья, вся черная. Горевшая лампада тускло освещала это суровое жилище аскета. Схимник пал перед распятием и, обратившись к Александру, сказал: «Государь, молись». Император положил три земные поклона, и схимник осенил его крестом. Разговаривая с митрополитом, Александр тихо спросил, где спит схимник, ибо постели не было видно. Митрополит указал на место перед распятием Но схимник, услыхав ответ митрополита, поправил его: «Нет, государь, и у меня есть постель, пойдем я покажу тебе ее» — и, встав, провел государя за перегородку. Там на столе Александр увидел черный гроб, в коем лежали схима, свечи, ладан и все погребальные принадлежности. «Смотри, — обратился к нему схимник, — вот постель моя. И не моя только, а постель всех нас. В ней все мы, государь, ляжем, и будем спать долго».

Безмолвный стоял Александр перед гробом несколько минут, наконец повернулся и глубоко потрясенный покинул келью схимника. Садясь в коляску, он обратился к митрополиту и с глазами, полными слез, сказал: «Помолитесь обо мне и жене моей». До самых ворот лавры он ехал с обнаженной головой, часто оборачиваясь и крестясь на собор.

Траурная келья, черный гроб и погребальные свечи — вот те последние впечатления, которые уносил в своей душе император при расставании со столицей. Солнце едва показывалось на горизонте, когда царский экипаж приблизился к городской черте. У самой заставы, у Триумфальных ворот, он приказал остановиться и, повинуясь тому безотчетному движению души, которое овладевает нами при разлуке, или томимый грустным предчувствием, обернулся назад и в глубокой задумчивости долго смотрел на покидаемый город.

Во время пути в Таганрог нигде не было ни военных смотров, ни маневров. Свиту императора составляли: начальник Главного штаба генерал-адъютант Дибич, лейб-медик баронет Виллие, врач Д. К. Тарасов и полковник А. Д. Соломко; кроме того: директор канцелярии начальника Главного штаба Ваценко, капитан Вилламов, Н. М. Петухов, камер-фурьер Бабкин, капитан Годефруа, метрдотель Миллер, камердинеры Анисимов и Федоров, певчий Берлинский и четыре лакея. Весь путь был совершен благополучно, и 13 сентября Александр I прибыл в Таганрог. Виллие отметил в своей памятной книжке этот день словами «первая часть путешествия кончена» и далее под чертой ставит слово: «finis». В то время он и «не подозревал того пророческого значения, которое заключало в себе это слово — первая часть была и последнею».

Своим приездом на юг Александр был доволен. «Здесь мое помещение мне довольно нравится, — писал он, — воздух прекрасный, вид на море, жилье довольно хорошее». Приехавшую вслед за ним императрицу государь окружил самой нежной заботливостью, стараясь доставлять ей развлечения. Елизавета Алексеевна, «под влиянием этой нежной любви, — пишет биограф, — стала оживать, здоровье ее видимо поправлялось; через несколько дней она окрепла и физически и морально». Дом, послуживший дворцом, был каменный, одноэтажный, с простой меблировкой и состоял из небольших комнат, из коих восемь отведены были для императрицы и ее двух фрейлин. Сквозной зал посередине дома отделял половину императрицы от двух комнат государя: кабинета, или спальни, и небольшой полукруглой комнаты, служившей туалетной, рядом с которой находилось помещение для дежурного камердинера. При доме расположен был небольшой фруктовый сад.

В этом скромном помещении супруги зажили тихой спокойной жизнью провинциальных помещиков. Между ними установились добрые сердечные отношения. Постоянно не любивший пышности, здесь Александр жил уже совершенно просто. «Надо, чтобы переход к частной жизни не был резок, — говорил он шутя. — Я скоро переселюсь в Крым и буду жить частным человеком. Я отслужил двадцать пять лет, и солдату в этот срок дают отставку». Князю Волконскому он говаривал: «И ты выйдешь в отставку и будешь у меня библиотекарем». Вообще Александр I все это время был в очень хорошем настроении. «Казалось, — замечает один историк, — он нашел наконец тот уголок в Европе, о котором мечтал и где желал навсегда поселиться». Однако подозрительность и здесь не покидала императора. Найденный им в хлебе камешек вызвал большое беспокойство, и только после настойчивых уверений хлебопека, что камешек попал по его неосторожности, удалось успокоить Александра.

Не без колебания прервал император таганрогскую жизнь и принял приглашение графа Воронцова посетить Крым, находя, что «добрым соседям следует жить в согласии». Накануне отъезда с ним произошел любопытный случай, который Александр позднее припомнил. Он занимался за письменным столом, как вдруг над городом надвинулась туча и в комнате стало так темно, что государь приказал принести свечи. Но вскоре небо прояснилось и солнце вновь засияло. Тогда камердинер остановился перед государем, ожидая приказания погасить свечи. «Чего ты хочешь?» — спросил государь. «Нехорошо, государь, что перед вами днем горят свечи». — «А что же за беда? Разве, по-твоему, это означает что-нибудь недоброе?» — «По-нашему, перед живым человеком среди белого дня свечей не ставят», — сказал камердинер. «Это пустой предрассудок, без всякого основания, — заметил государь, — ну, пожалуй, возьми прочь свечи для твоего успокоения».

Император выехал в Крым 20 октября. Его сопровождали Дибич, Виллие, Тарасов и вагенмейстер полковник Соломко. Во время путешествия, по целому ряду свидетельств, Александр I был всегда весел, чувствовал себя бодро. Между прочим он осматривал приобретенную им у графа Кушелева-Безбородки Ореанду, где предполагал построить дворец. Путешествие продолжалось благополучно до 27 октября. В этот день, по пути из Балаклавы, Александр захотел посетить Георгиевский монастырь. День, сначала ясный и теплый, сменился холодным вечером. Отпустив свиту, государь уже в темноте и при довольно сильном ветре верхом поехал в монастырь с одним только проводником, приказав Дибичу с коляскою дожидаться его возвращения. Поездка продолжалась более часа. Император все время оставался в одном мундире, не взяв от проводника ни шинели, ни бурки. По-видимому, именно во время этой поездки он и получил простуду. По возвращении из монастыря Александр I уже в коляске доехал до Севастополя. Дибич не заметил в состоянии здоровья государя никакой перемены. Через день император приказал Тарасову приготовить рисовое питье. Однако в ближайшие за сим дни на болезнь не жаловался и по-прежнему оставался очень веселым. Только через несколько дней (3 ноября) он поинтересовался, какие имеются лекарства от лихорадки, но предложенной ему хины все же не принял.