На первых порах Екатерина вполне устраивала Петра в качестве наложницы, обладавшей богатырским здоровьем (ухудшится оно много позже), готовой без труда переносить изнурительную походную жизнь, лишенную всякого комфорта и по его первому зову преодолевать многие сотни верст, чтобы поскорее ублажить любовника. Екатерина отличалась незаурядной физической силой, что тоже было полезно в условиях бездорожья. Камер-юнкер Берхгольц описал в своем дневнике эпизод, демонстрирующий физическое превосходство Екатерины над мужчинами: во время свадебных торжеств сына канцлера Головкина и дочери князя-папы Ромодановского в апреле 1722 года Петр в качестве свадебного маршала поднимал в руках тяжелый жезл. Своему денщику Бутурлину он приказал поднять жезл и удерживать его на вытянутой руке за один конец. Тот, как ни старался, сделать этого не мог. «Тогда его величество, зная, как сильна рука у императрицы, подал ей через стол жезл. Она привстала и с необыкновенной ловкостью несколько раз подняла его над столом прямою рукою, что всех нас немало удивило»[7]. По словам Вильбуа, в отличие от большинства женщин Екатерина любила звон оружия, великолепно ездила верхом: «Немногие умели пришпорить лошадь с такой грациозностью, как она».

Сохранилось 170 писем Петра к Екатерине. Они дают возможность проследить, как постепенно Екатерина Алексеевна завоевывала сердце царя, как общение с нею становилось для Петра насущной необходимостью, как менялась тональность писем и как на смену фамильярно-грубому: «Матка, здравствуй» приходило ласковое: «Катеринушка, друг мой, здравствуй» и еще более нежное: «Катеринушка, друг мой сердешненкой, здравствуй».

Первые из сохранившихся писем Петра к Екатерине датированы 1707 годом. Причем адресованы они были не лично ей, а «тетке» и «матке». «Тетка» — Анисья Кирилловна Толстая, приставленная к царской наложнице для ухода и присмотра. «Матка» — сама Екатерина Алексеевна. Маткой — то есть матерью — она стала еще ранее 1707 года, которым датируются первые дошедшие до нас письма Петра. Еще в 1703–1704 годах она родила двух сыновей, однако оба они умерли совсем маленькими. В 1706 году она родила дочь Екатерину, а в 1708 и 1709 годах — еще двух дочерей: сначала Анну, затем Елизавету, будущую императрицу. Всего же у нее было одиннадцать детей, но все они, за исключением двух цесаревен, умерли в детстве[8].

Мусикийский Григорий Семенович. Миниатюра на эмали: Портрет семьи Петра I. Царевич Алексей стоит в центре рядом с Екатериной Алексеевной

1716–1717 гг. Медь, эмаль, роспись. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.

К 1706 году относится крещение Екатерины в православную веру. Тогда она и получила отчество Алексеевна, ибо в роли крестного отца выступил сын Петра царевич Алексей.

Последнее письмо, адресованное «тетке» и «матке», Петр отправил 7 февраля 1709 года. Следующие письма, по 1711 год включительно, царь писал одной «матке», а «тетке» передавал лишь поклоны. Эта по сути незначительная деталь достойна внимания, поскольку отразила растущую близость царя к фаворитке. Содержание «цидулок» тоже свидетельствует о растущем влиянии Екатерины на царя. Первые «цидулки» однообразны по содержанию: в них отчетливо прослеживается не терпящее отлагательства страстное желание Петра встретиться с возлюбленной. Петр четко указывает место встречи, а иногда и маршрут, которого для безопасности должна придерживаться путешественница. Его повеления схожи с приказами офицера солдату. Вот образцы эпистолярного наследия Петра этих лет. Из Жолквы 6 февраля 1707 года: «Как к вам сей доноситель приедет, поезжайте сюды, не мешкав». 20 марта 1708 года: «Для Бога приезжайте скорее». 7 февраля 1709 года из Ахтырок: «По получении сего письма поезжайте немедленно в Белгород».

В последующих письмах царь уже делится с возлюбленной своими планами, сообщает о сражениях и одержанных победах, проявляет заботу о детях, посылает подарки, призывает к осторожности во время поездок, объясняет, почему задержался с ответом. В письме, отправленном из лагеря у Черной Наппы 31 августа 1708 года, царь объяснил свое молчание тем, что «пред очми непрестанно неприятные гости, на которых уже нам скучило смотреть». А дальше пишет об одержанной трудной победе: «Как стал служить, такой игрушки не видал, однакож сей танец в очах горячего Карлуса изрядно станцовали». Так образно и с иронией Петр сообщал о победе, одержанной русскими войсками под командованием князя М. М. Голицына у деревни Доброй 30 августа 1708 года. Когда о поражении шведского войска донесли королю, тот немедленно поскакал на выручку, но было уже поздно, — после разгрома шведов Голицын организованно отвел свои полки с поля сражения под защиту укреплений. Аналогичного содержания письмо царь отправил за несколько дней до битвы у Лесной: «Не подивуйте, что долго не ответствовал, ибо довольно здесь иного дела, и теперь неприятеля увидели». В письме Петра Екатерине от 27 июня 1709 года отсутствуют личные мотивы, нет обычного сетования на тяжесть разлуки; оно посвящено радостному событию, практически решившему исход войны, — «преславной виктории» у стен Полтавы.

Важнейшие события этих лет нашли отражение в посланиях Петра к Екатерине, причем в них сквозит юмор и торжество удачливого полководца. Вместо казенных слов о том, что посаженный на польский трон Карлом XII Станислав Лещинский бежал из Польши, как только получил известие о разгроме шведов под Полтавой, Петр воспользовался запоминающимся образом: Станислав Лещинский «бороду отпустил для того, что корона его умерла».

Зная не понаслышке о превратностях войны и возможной гибели на поле брани, Петр позаботился о будущей судьбе фаворитки и прижитых с нею детей. 5 января 1708 года он составил записку-завещание, правда, не отличавшуюся особой щедростью: в случае своей гибели велел дать «Катерине Василевской [Екатерине Алексеевне] и с девочкою [с дочерью Анной]» три тысячи рублей.

Перемена в обращении к Екатерине, а равно и в содержании «цидулок» царя наступила после венчания, состоявшегося накануне отъезда Петра к армии, двигавшейся к южным границам, чтобы отразить нападение турок. Широкой огласки это венчание не получило. Но приближенные царя о нем конечно же знали. Показательно, что А. Д. Меншиков сразу же изменил форму обращения к Екатерине Алексеевне в своих письмах. Еще 12 марта 1711 года он обращался к ней так: «Катерина Алексеевна! Многолетно, о Господе, здравствуй». А уже 30 апреля 1711 года писал: «Всемилостивейшая государыня царица» — и величал дочерей Екатерины царевнами.

Екатерина Алексеевна сопровождала царя во время Прутского похода и разделила с ним все тяготы изнурительного перехода от Днестра к Пруту по испепеленной солнцем безводной степи. «Царь передавал мне, — записывал позднее датский дипломат, — что сам видел, как у солдат от действия жажды из носу, из глаз и ушей шла кровь, как многие, добравшись до воды, опивались ею и умирали, как иные, томясь жаждою и голодом, лишали себя жизни». Еще 9 июня Петр предложил Екатерине оставить армию и отправиться в Польшу, где можно было в безопасности и не терпя лишений ожидать конца похода. Но та наотрез отказалась это сделать.