– Если не ошибаюсь, из этой коробки…

Он не договорил, кинулся к гаражу, попытался открыть ворота, да не тут-то было. На земле лежало кривое бревно, оно подпирало створки. Рудольф приподнял его, оттащил в сторону и распахнул сначала одну створку, затем другую, из гаража хлынула волна выхлопных газов.

– Принеси фонарь, он в багажнике, – бросил Рудольф.

Понимая, что медлить нельзя ни секунды, он, натянув на нос ворот свитера, ринулся внутрь. Рудольф ощупал руками автомобиль, дверца со стороны водителя была приоткрыта, он распахнул ее, в этот миг ударил сбоку яркий луч, Ия нервно спросила:

– Она в машине?

– Вызывай «скорую»!

Рудольф вытащил из салона бесчувственное тело Виктории, поднял на руки и вынес на воздух. Она была щуплая, невысокая, похожая на мальчика-подростка, а оказалась весьма тяжелой. Рудольф отнес ее подальше от гаража, уложил прямо на землю, пощупал пульс на шее, потом наклонился и послушал грудь, но стука сердца не услышал. Она не дышала.

– Еле объяснила, куда ехать, надо бы их встретить… – произнесла Ия, присев рядом. – Что с ней, Рудик?

– Угорела.

– И что теперь? Она жива?

Рудольф неразборчиво что-то произнес, покачав головой и от растерянности потирая бедра. Но Ия поняла, непроизвольно вскрикнула, мелко-мелко задрожала, но холод здесь был ни при чем. Приподнявшись, Рудольф взял Ию за плечи, притянул к себе, коснувшись лбом ее лба. Между ними лежала бездыханная Виктоша, как немой укор: мол, вы-то живы, а я тут валяюсь, неужели ничего не сделаете для меня? А ведь она в их романе не последнюю роль сыграла.

– Попробуем сделать искусственное дыхание, – сказал он, ему очень хотелось утешить Ию. – Но, думаю, это бесполезно, выхлопные газы…

– Рудик, умоляю…

Ия заплакала. Конечно, столкнувшись с такой нелепой смертью, трудно поверить, что помочь уже нельзя. Ведь неизвестно, когда смерть наступила, вдруг минуту назад, может быть, есть надежда? Рудольф снял куртку, отдал Ие, сдвинул рукава свитера к локтям и приступил…

…Жанна впустила сестру в квартиру, шикнув:

– Тихо, Глеб недавно заснул, он с ночной смены.

Сестры обнялись, суетливо расцеловались, после чего Санька подняла два тяжелых баула и шепотом спросила:

– Здесь подарки, а тут мои вещи, куда их нести?

– Вещи в комнату, оставь пока, потом разберешь. А это что?

– Продукты.

– Тогда на кухню. Ну и тяжесть. Зачем столько-то?

А что еще могут передать родители, промышляющие подсобным хозяйством? Только натурпродукт без химии, пестицидов и прочей дряни. Санька вынимала из баула стеклянные банки, завернутые в газеты, чтобы не побились, пакеты и отдавала сестре:

– Сало, дед соломой коптил. Это мясо, залитое смальцем. Вот окорок, дед солил… Это колбаса домашняя, не бойся, не пропала, тоже в смальце. Курица копченая. А в бидоне яйца.

– Ужас, как ты все это дотащила? – поражалась Жанна.

– Не все. Я хоть и взяла такси, но сумку с яблоками и грушами в камере хранения оставила, к сожалению, у меня две руки, а таксомоторы аж на площади.

– Почему не сообщила точное время, когда приезжаешь? Глеб встретил бы…

– Сама, как видишь, справилась.

Да, Санька такая: лишний раз не попросит об одолжении, не станет утруждать кого бы то ни было, самостоятельная с пеленок. Переправляя продукты в холодильник, а места там оказалось недостаточно, Жанна поглядывала на младшую сестру с интересом, оценивая изменения, которые произошли за два года – именно столько они не виделись. Сейчас на разъезды особо не потратишься, дорого, если бы они оба работали, было бы проще, но пашет один Глеб.

– Ты изменилась, – заметила она. – Серьезной стала, деловитой и… взрослой. Очень взрослой. Не пугайся, я же не сказала: постарела.

– Я не пугаюсь. С мужиками работала, вот и повзрослела, – улыбнулась Санька. – С ними надо себя правильно поставить, мне это удалось, они даже матом ругались очень редко.

– Достижение, – усмехнулась Жанна. – Почему замуж не вышла, находясь среди такого цветника?

– Не берут, – фыркнула Санька. Кажется, она легкомысленно относится к своему незамужнему положению, хотя находится на критической отметке, двадцатичетырехлетний возраст не предполагает множества женихов. – А вы почему до сих пор не расписались? Пять лет – достаточный срок, чтобы определиться.

Осекшись, Жанна присела на табуретку, но ведь сама бестактно полезла в ее душу, наверняка затронув болезненную тему, вот и получила такой же встречный вопрос. Однако Санька спросила без задней мысли, хитрить и подначивать она не умеет, следовательно, заслуживает правдивого ответа, поэтому Жанна честно сказала:

– Я не хочу. Да, я. Семья – это когда дети, а у меня не получается… Не хочу сковывать Глеба штампом. Если и на этот раз не получится, сама предложу расстаться. Ему уже тридцать шесть, у него давно появилась потребность стать отцом, а я его слишком люблю, чтобы лишить этой радости…

– Так ты в положении? – обрадовалась Санька.

– Я бы сказала, опять, – далеко не радостно вздохнула Жанна. – Почти четыре месяца. Как я рада, что ты приехала, теперь спокойно лягу на сохранение, а на тебя взвалю хозяйственный воз, уж извини.

– Запросто! Обещаю сохранять тебя до самых родов. Мне бы только на работу устроиться, на вашей шее сидеть я не намерена.

Обе вздрогнули от неожиданности, в их тесный кружок шумно влился Глеб и сгреб Саньку в охапку:

– А я гадаю, кто это шушукается? Мы ждем, когда она сообщит о приезде… Кстати! Теща передала зятю презент собственного изготовления?

– Конечно! – Санька вырвалась из его объятий. – Сейчас принесу.

Через несколько секунд она вернулась, поставив на стол две бутылки «огнетушителя». Жанна недовольно поморщилась, а Глеб восторженно принял подарок, одну бутыль оставил, уселся и командным голосом рявкнул, тем самым отсекая всяческие протесты со стороны Жанны:

– Жена, где рюмки? Тебе нельзя, а мы с Санькой…

– А я не пью, – заявила гостья. – Ты забыл, я же от кваса пьянею.

– Жаль. Ну, мне больше достанется. – Он поднял полную рюмку, посмотрел на свет и остался доволен: – Как слеза! Главное, ядов, вредящих здоровью, ни капли нет. Это я говорю для тех, кто мечет из глаз молнии, – он покосился на Жанну. – За вас, мои красавицы!

Глеб нисколько не преувеличил, девчонки были породистые, как скаковые лошадки, но при всем при том, как говорится, на любителя. Так ведь любая красота – понятие растяжимое, посему не всех в общепризнанном эталоне она трогает, имеются и другие предпочтения. Жанну и Саньку Глеб считал красавицами, а что?!

Обе крупные, в идеальной форме (с мужской точки зрения), во всяком случае, не надо при помощи лупы искать грудь, у девчонок все на своих законных местах. И лицами схожи: губы алые без помады, выпуклые и резко очерченные, глаза у обеих цвета корицы, ресницы и брови черные, лбы высокие, русые волосы густые. Стоит взглянуть на них, и сразу понимаешь: это родные сестры, но при всей схожести они абсолютно разные.