Я снимаю солнцезащитные очки, вытираю лицо влажной салфеткой и бросаю ее в ноги на резиновый коврик, нахмурившись, обращаю внимание на грязные ботинки с налипшей землей.

— Эрнесто, покажешь мне, где здесь есть мойка машин. — Обтираю ботинки друг об друга.

— Я сам об этом позабочусь, так всегда после дождя. Чуть ли не кроваво-красный оттенок. — Он указывает на мою обувь и застывшие куски грязи. — Такая почва в нескольких городах. Она не плодородная, поэтому многие выращивают овощи вблизи леса.

— И каким образом вы здесь живете? — заинтересованно спрашивает Кэрри, усевшись между сидениями и облокотившись на разделяющую консоль, на удивление, ее тон уже не агрессивный.

— Точно так же, как и все остальные. У нас есть все для жизни, просто запросы маленькие, — он усмехается, когда я кривлю губы. — Тебе просто надо окунуться в наш быт. Человеку, на самом деле, много не надо. Мексиканцы веселый народ, они покажут, как жить по-настоящему. Все, что есть у нас, дано нам землей и уходит в нее же.

— Может, у них нет другого выбора, — доносится голос Кэрри с заднего сидения. — Людей образно заперли в этом городке, и они обязаны работать, лишь бы прокормить детей.

— А разве не по такому принципу живут все на этой планете? Ты из обеспеченных или тратила деньги дружка и прожигала жизнь? — Эрнесто не знает, что наступает на больную мозоль, подруга отталкивается от сидений и усаживается, обхватив себя руками.

— Эрнесто, не стоит. — Я прикасаюсь к его локтю, намекая остановиться на этом.

Мужчина тут же оценивает обстановку, на его лице появляется виноватое выражение.

— Я не хотел, Кэролайн. Мы все, наверное, по сути, прожигаем свою жизнь. Не важно. Давай попробуем объявить перемирие, тем более что мы уже приехали. — Он петляет между узких и широких улочек с толпами мелких детей, хаотично бегающими по улице. И, наконец, останавливается около двухэтажного здания.

Первое, что приводит меня в оцепенение, это количество детей на улице. Ими кишит, они как маленькое полчище тараканов, расползающихся хаотично в разные стороны. И если прибавить гвалт и визг, здесь довольно шумно для хорошего места, способствующего выздоровлению для человека, только вышедшего из клиники. И если мне показалось, что первое это ужасно, надо было развеять эту мысль, повернувшись перед зданием, в котором нам предстояло жить.

— Это точно дом? — Кэрри присвистывает, выходит из машины и задирает голову к верху, рассматривая, как и я, разноцветное нечто. — Больше напоминает сладкую вату, посыпанную шоколадной стружкой и конфетти. Что же так жизнерадостно-то?

— Компенсируем плохие дороги, шум, ужасную воду и жару, — с добротой в голосе отзывается Эрнесто и лезет в багажник, чтобы помочь достать наши сумки. — Я предупреждал, что люди у нас веселые?

Как будто специально мимо нас за угол заворачивает компания, горланящая на мексиканском довольно неприличные песни. Мужчины разодеты в яркие одежды, на головах соломенные шляпы, а в руках… тут никто уже не удивился при виде гитары. Мелодичные мотивы будто отталкиваются от стен, распространяясь от начала до конца улицы. Дети начинают подпевать, видимо, очень известной песне, у меня мгновенно простреливает головная боль в районе виска. Я надеялась на спокойную жизнь с незнакомыми мне людьми, возможно даже не говорящими на моем языке. Полностью исключить из жизни людей, абстрагироваться и запереться в доме, как в яме… Мне необходим этот период, чтобы смириться, но в подобных условиях это невозможно. Я будто попала на карнавал с очумевшими людьми, их образ жизни не такой, каким я его себе представляла. Даже если стану посмешищем и обо мне будут ходить среди жителей ужасные истории, меня все устраивает. Верней, устраивало до этого момента.

— Тебе не нравится, ми сиело? — Я еще не в состоянии пересказать то, что сейчас у меня на уме, поэтому стараюсь не обидеть человека, согласившегося помочь мне, и в то же самое время мои нервы начинают сдавать. Я вытираю мгновенно вспотевшие ладони об потную серую майку и стою истуканом. — Это Мексика, серые дома принадлежат обществу, администрации. А мы предпочитаем разбавлять серые будни.

— Эй, все не так плохо. — Меня обнимает за плечи Кэрри, подталкивая к витиеватым кованым воротам. — Зато территория огорожена. Веселье — это здорово, мексиканец, ты прав. — Она становится впритык со мной, маяча перед глазами. — Ты всегда можешь уйти в комнату. Да твою же мать! — Она хватает за футболку одного из мальчишек, толкнувших ее в бедро, и, как вшивую собачонку, уводит в сторону, пока он пялится на меня, как на богиню, чуть ли не молясь. — Чувствую, дети будут проблемой не только для тебя.

Я снова оглядываюсь по сторонам, к подобному надо привыкнуть. Это как выбить тебя из привычного образа жизни. Когда ты столько времени провела в уединении в четырех стенах и подпустила лишь одного человека. Общество очень давит. Слегка кивнув головой, я толкаю ворота и прохожу по аккуратно уложенной каменной плитке, окруженной разнообразными цветами. Хлипкие двери, будто из доски, тихо открываются, и передо мной появляется женщина средних лет с приятными чертами лица. Ее черные, как смоль, волосы уложены в красивую прическу, не в сравнении с моим конским хвостом. По привычке я стягиваю резинку на затылке, подумывая о том, чтобы отрезать их к чертовой матери, и чем короче, тем лучше. Если бы отец узнал, насколько часто я хочу это сделать, и, главное, был бы жив, удушил бы эту идею, даже не дав ей появиться.

— Добро пожаловать, Андреа. Меня зовут Химена. — Женщина выходит за порог и широко раскрывает руки, приводя меня в ужас, как только зажимает в крепких объятиях. — Эрнесто, до чего красивая американка. Что же ты молчал. Будет тебе невеста.

— Она не согласится, я себя плохо вел. — Он проходит мимо меня, добродушно улыбаясь.

— Как ты мог, бесстыдник? — возмущается она. — Но ничего, сеньора, он исправится. А кто ваша красивая подруга?

— Познакомьтесь, это Кэролайн. — Женщина обнимает мою подругу, пока я осматриваю дом изнутри.

Мимо меня проходит Эрнесто и заносит наши сумки, я делаю вид, что пропустила мимо ушей его объяснение для родственницы, он все еще улыбается, будто ему нравится мой шок.

— Вообще это дом Эрнесто, он обещал жениться несколько лет назад. Привезти ее сюда. Мы сделали ремонт, привели все в порядок, а он передумал. И вот так он и стоит здесь одинокий, — объясняет для чего-то женщина.

— Одинокий Эрнесто? — уточняет Кэрри, не скрывая злорадства, она явно хотела оскорбить его.

— Дом, сеньора. Это самый одинокий дом на всей улице. И мы с его родителями очень надеемся, что в ближайшее время он все же порадует нас. — Эрнесто останавливается позади меня, и я чувствую его дыхание мне в затылок.

— Я даже не знаю, мне гордиться этой особенностью мексиканцев или рыдать навзрыд. Опрометчивое решение привезти гостей в этот дом, у вас есть возможность узнать все наши семейные тайны, — он шутит, помогая мне расслабиться в присутствии стольких людей. — Это лучшая терапия, ми аморе. И запомни, у жителей этой страны нет секретов ни от семьи, ни от друзей, ни от чужих людей. Каждый охотно поделится новостями и событиями своей личной жизни.