(Хренов постмодернист!)

Вас, наверное, несколько смутил тот факт, что я упомянул в своём повествовании имя Рэя Брэдбери? Ха! А вы думали я обиженный в мозгах, тупоумный дебил, раз вожу дружбы с порнушниками? Но в таком случае вы глубоко заблуждаетесь в отношении моей образованности: до того, как меня начали мучить сильные головные боли, я занимался вполне себе активным саморазвитием в плане интеллекта, иначе бы я наверняка так не строил своё повествование. Но теперь же из-за усилившихся болей в голове моя умственная трудоспособность снизилась почти до нуля. Сами представьте, насколько я немощен, ведь за этот месяц мне удалось прочесть только этот жалкий рассказ из тридцати страниц…

Во время приступов головной боли, которые в последнее время только участились, мне хочется только одного: выломать лобную кость и соскрести ту дрянь, налипшую на обратной стороне черепа; ту дрянь, которая безбожно давит мне на мозги, плющит их и будто выжимает из них последние соки, остатки рассудка и здравого смысла.

Мне снятся ужасные сны.

Проснувшись сегодня, я лежу, раскинувшись, на измятой постели. Вспотевший, невыспавшийся, с гудящей головой, я вспоминаю свой только что оборвавшийся звоном будильника сон. Я самолично сдирал свой скальп. Шёл по коридорам дома, в котором живу, спускался-поднимался по лестнице на разные этажи. И, главное, целеустремлённо и упёрто сдирал кожу с головы вместе с волосами и мясом. В тот момент я с тревогой и страхом ожидал предстоящую одуряющую боль. Но она всё не являлась. Будто то был не шмат моей плоти, а кусок латекса, налипшего на лысую голову. Отслаивая последние сантиметры собственного скальпа, я думал о том, точнее, ярко себе представлял то, какой будет на ощупь моя окровавленная черепушка с оголёнными, наверное, нервами. Однако всего этого мною нафантазированного ужаса не оказалось. Не было ни боли, ни крови, ни багровой, голой, черепной кости. Не было никаких извращений в стиле японской кинематографии, на подобие густого, жирного, алого фонтана кровищи и мозгов. Отделив от себя этот большой лоскут дермы, я нащупал дрожащими пальцами гладкую, чистую, без единой царапины лысину, которой у меня никогда не было, потому что, сколько себя помню, у меня на голове всегда была шапка густых волос. И, однако, я был несказанно рад тому факту, что не стал похожим на бескожего монстра-членовредителя, занимающегося изощренными экспериментами… затем, пребывая в недоумении от всей этой непомерной странности, я проснулся. И вот лежу сейчас и думаю, вставать ли или же переключить будильник на два часа попозже? Но мысли о намеченной на сегодня экскурсии с тем писателем гадостно портят весь блаженный покой утреннего засыпания…

Я разлепляю глаза. И снова же их закрываю, мгновенно проваливаясь в дрёму. Просыпаюсь через минут десять. И опять пытаюсь заставить себя встать. Сердце недовольно колотится. Не только в груди, но и в горле, животе и запястьях. В ушах звенит. И так хочется спать. Всё к этому благоволит. Ни мошек, ни комаров, ни шума. Тишина и покой. На которые мне приходится наплевать. Будильник снова орёт колокольчиками, электроникой и клависоном. Безбожно отказывается затыкаться. Орёт минуту. Вторую. Третью. Мелодия повторяется раз за разом, превращаясь в какой-то гипнотический ритм. Раз за разом. Раз за разом.

Раз.

За разом.

Раз.

За разом.

Наконец я открываю глаза. Взбешённый. С затаённой ненавистью на весь род людской и всё живое в этом мире. Я готов отрубить голову всему живому на этом свете, расстрелять, сжечь автогеном, растоптать, изничтожить в мерзостную осклизлую амальгаму… лишь бы ещё поспать.

Тяжело дышу, но встаю. И иду мыть лицо, исходящее пульсом.

Моя квартира – это студия. Без стен и дополнительных комнат. Правда, при единственном исключении в виде ванной с совмещённым санузлом, сокрытая от посторонних глаз. У меньшей по длине стены стоит просторная большая кровать, в ногах которой (если быть аккуратистом – у правого угла) на тумбочке стоит телевизор. Напротив поодаль – круглый обеденный стол и кухня. Если сидеть на кровати лицом к кухне, то по левую руку окажется дверь, чуть в бок к кровати – книжный шкаф во всю стену, забитый литературой, а по правую – окно, за которым – небольшой балкончик с витыми решётками. Сбоку, справа от кухни, располагается ванная.

Один чувак как-то сказал, что, если вначале пьесы на стене висит ружью, в финале оно обязано выстрелить. Это был Чехов. Другой чувак как-то сказал, что присутствие лишних, случайных деталей и описаний вещей, не играющих в повествовании особой роли, похоже на то, как рыбак забрасывает удочку, но рыбку не достаёт. Третий чувак говорил в своё время, что если в рассказе присутствует описание обстановки в комнате, то за этим должно воспоследовать какое-то с тем связанное действие. Но отнюдь за мной не будет гоняться, по примеру, кстати, того третьего чувака, по всей квартире свихнувшийся маньяк-полудурок в хоккейной маске на башке и бензопилой в большущих руках; и уж определённо не будет пытаться вспороть мне брюхо, при этом спотыкаясь о мной ранее упомянутую кровать или круглый обеденный столик.

Я лишь говорю в унисон со своими мыслями, которые порой могут не иметь связи с последующими размышлениями. А возможно, и вовсе не будут иметь логики. Говорю синхронно со своим взглядом, который может вдруг зацепиться за что угодно.

Я наконец проснулся. Наконец встал. Наконец умылся.

Болит голова. Мигрень, будто симбионт. Паразит. Фыркающий моллюск, обволакивающий мои нервы своими щупальцами. Крючками. Присосками. Чёрной мерзостью…

Чтобы моя остервенело насилуемая башка хоть ещё как-то умственно работала, я ужираюсь обезболивающими. Единственная радость в моём нынешнем околосмертном состоянии…

2

Я сижу на диване, а напротив, на огромной белой стене бывшего склада выводится видео того, как под тяжёлую музыку друг с другом трахаются свинолюди. Окна замурованы кирпичами и завешаны гобеленами с геральдикой, всё вокруг стилизованно под эклектичное средневековье. На середине ангара стоит кровать с чёрными шёлковыми простынями. Повсюду расставлена техника для съёмки, которая идёт в полном разгаре: девушка томно стонет, стоя на четвереньках под светом прожекторов, проминая собою кровать, закидывает голову, эротично закусывает губы; парень позади неё, подстраиваясь к темпу барабанов и рифа ритм-гитары, ловит от всего происходящего кайф. Это он надоумил моего друга, порнографа, который даёт мне полный доступ к съёмкам, снять красивый и стильный ролик на фоне какого-нибудь дикого и яростного рокерского клипа, а затем смонтировать всё под ту же музыку – своего рода кавер-версия видео – только для