Девушка вынула гамбургер из микроволновки и подала Гарольду пакетики с кетчупом и соевым соусом.

— За бензин сразу посчитать? — спросила она, неспешно вытирая маленькие, словно детские, ручки.

— Нет-нет, я так, случайно зашел. Я пешком.

— А, — произнесла она.

— Иду отправить письмо одной моей давней знакомой. К несчастью, выяснилось, что у нее рак.

Гарольд вдруг осознал, что не смог с ходу выговорить ужасное слово и даже понизил перед ним голос. Более того, пальцами он изобразил неопределенного вида комочек. Девушка кивнула.

— У моей тети был рак, — сказала она. — Я просто хочу сказать, что он повсеместно.

Она пробежалась глазами по магазинным полкам, словно давая понять, что рак притаился даже за атласами автодорог и полиролью «Тертл Вакс».

— Но вы все равно должны надеяться на лучшее.

Гарольд перестал жевать гамбургер и промокнул рот бумажной салфеткой.

— На лучшее?

— Нужно верить. Я так считаю. Медицина и всякие лекарства тут ни при чем. Просто нужно верить, что человеку полегчает. Человеческий разум на такое способен, что и представить невозможно. В общем, если у вас есть вера, для вас нет ничего невозможного.

Гарольд благоговейно воззрился на девушку. Неведомо как, но она вдруг оказалась в полосе света, словно солнце нарочно передвинулось на нее, ее лицо и волосы озарились ярким сиянием. Вероятно, он смотрел чересчур пристально, потому что девушка пожала плечами и прикусила нижнюю губу.

— Я болтаю ерунду, да?

— Что вы, что вы! Вовсе нет. Наоборот, так интересно. Но я, видите ли, как-то всегда был не в ладах с религией.

— Тут дело не в религии. Я хотела сказать — верить в то, что вы не до конца понимаете, и добиваться любой ценой. Не сомневаться, что можете изменить что-то очень важное.

Она намотала на палец прядь волос. Гарольду пришло в голову, что он еще ни разу не встречался с такой простодушной убежденностью, к тому же у столь юной особы; ее доводы показались ему неопровержимыми.

— И что, ей полегчало? Вашей тете? Потому что вы на это надеялись?

Девушка так быстро накручивала на палец колечко из волос, будто оно невзначай прилипло к коже.

— Она сказала, что одна только эта надежда ее и поддерживала…

— Здесь работает хоть кто-нибудь? — выкрикнул у прилавка человек в светлом полосатом костюме.

Он бренчал о прилавок ключами от машины, хронометрируя потраченное впустую время. Девушка вернулась к кассе, где «полосатый» демонстративно поглядывал на часы. Он поднял руку, согнув запястье, и ткнул в циферблат:

— Через полчаса я уже должен быть в Эксетере!

— Бензин? — спросила девушка, занимая привычное место перед стеллажом с сигаретами и лотерейными билетиками.

Гарольду хотелось еще раз встретиться с ней взглядом, но она больше не смотрела в его сторону, снова поскучнев и потускнев, как будто никакого разговора о тете между ними не было и в помине.

Гарольд оставил деньги за гамбургер на прилавке и направился к двери. Вера? Кажется, так она сказала? Гарольд нечасто слышал это слово, и звучало оно удивительно. И хотя он не знал в точности, что девушка понимает под верой и осталось ли в мире хоть что-нибудь, во что верит он сам, все же она права. Это слово резонировало в его мозгу с ошеломляющей настойчивостью. В свои шестьдесят пять он уже успел почувствовать приближение осложнений: плохо гнущиеся суставы, занудный звон в ушах, слезящиеся от малейшего ветерка глаза, колющие боли в груди — предвестники более опасных недугов. Но откуда нахлынула эта волна чувств, заставившая все тело содрогнуться от притока потаенных сил? Гарольд свернул к шоссе А-381, в который раз дав себе слово, что следующего почтового ящика ни за что не пропустит.

Кингсбридж понемногу оставался позади. Бывшая улица превратилась в односторонний проезд, вскоре лишившийся даже асфальта. Ветки боярышника, усыпанные остроконечными бутончиками и распустившимися пушистыми соцветиями, нависали над ним, образуя подобие туннеля. Гарольду то и дело приходилось отступать прямо в их гущу, спасаясь от проезжавших машин. Среди водителей попадались одиночки, вероятно, служащие, предположил Гарольд, судя по их застывшим физиономиям, будто из них напрочь выдавили всякую способность радоваться. Встречались и женщины с детьми — тоже с признаками усталости на лицах. Даже пожилые пары, вроде него с Морин, казались какими-то оцепенелыми. У Гарольда мелькнула было мысль проголосовать, но он ее отбросил. Из-за напряженной ходьбы он дышал с присвистом, и ему не хотелось лишний раз никого беспокоить.

Позади него раскинулось море, а впереди простирались холмы и голубели вдали очертания Дартмурской возвышенности. А что там, за ними? Блэкдаунские высоты, Мендипова гряда, Малверны, Пеннинские горы, Йоркширский дол, Чевиот и потом Берик-на-Твиде.

Но вот на другой стороне дороги возник почтовый ящик и, в небольшом отдалении от него, телефонная будка. Поход Гарольда на этом заканчивался. Он уже еле волочил ноги. По пути ему встретилось столько ящиков, что он сбился со счета, — и это не считая двух фургончиков «Ройял мейл» и рассыльного на мотоцикле. Гарольд вдруг подумал о том, сколько всего в жизни он упустил зря. Милые улыбки, дружеские угощения порцией пива, люди и люди без числа — на стоянке у пивоварни, просто на улице — на которых он даже не взглянул. Бывшие соседи, новые адреса которых он не удосужился сохранить. Хуже того, сын, не желающий с ним разговаривать, и жена, чьих надежд он не оправдал. Гарольд вспомнил и отца в доме престарелых, и чемодан матери у дверей. А теперь, через двадцать лет, напомнила о себе женщина, поступившая когда-то как настоящий друг. Выходит, вот как оно бывает? В тот самый момент, когда он решился что-то изменить, оказывается, что уже слишком поздно? И жизнь в конечном счете придется сдать без боя, все равно ведь ее обломки, сказать по правде, ничего не стоят? Осознание собственной беспомощности навалилось на Гарольда тяжким грузом, и он разом ослабел. Нет, просто послать письмо недостаточно. Надо найти способ изменить что-то глобально. Он принялся нащупывать мобильник и тут же понял, что оставил его дома. С посмурневшим лицом, нетвердой походкой Гарольд вышел на дорогу.

Рядом завизжали тормоза, и микроавтобус вильнул в сторону. «Раздолбай хренов!» — выкрикнул водитель, но Гарольд его не слышал. Он невидящим взглядом скользнул по почтовому ящику и, достав письмо от Куини, поспешно открыл дверь телефонной будки.

На конверте он отыскал адрес и телефон, но его пальцы так тряслись, что ему едва удалось нажать нужные кнопки, вводя свой пин-код. Наконец из тягостного безмолвия до него донесся тональный сигнал. Меж лопаток Гарольда стекала струйка пота.

После десяти гудков раздался щелчок, и женский голос с заметным акцентом ответил:

— Хоспис святой Бернадины. Добрый день.

— Будьте добры, я хотел бы поговорить с одной пациенткой. Ее имя — Куини Хеннесси.