– Вы правы, – согласился Уоллис, ничуть не обидевшись. – Он отличался особой жестокостью по отношению к своим подданным, и был убит взбунтовавшимися ирландцами прямо во время ланча. Ему пропороли вилами живот. Зато его сын, Джеймс, был большой ценитель искусства и либерал, за что тоже поплатился, но уже по милости Ее Величества. Он был насильно вывезен из Ирландии и заключен в Тауэр, где и скончался. У него остались молодая жена и дети, которых тоже постигла нелегкая участь...

Хотя я не очень интересуюсь историей, то, что рассказывал Уоллис, иногда было интересным. Особенно взбадривали кровавые подробности. Но сама его монотонная речь выматывала, как лекции в колледже, из которого я вовремя сбежала, чтобы не стать занудой, как мои сокурсницы.

После десерта все перешли в каминный зал, и Мари подала кофе и дижестивы. Уоллис рассказывал какие-то местные легенды, а когда понял, что его особенно никто не слушает, сказал:

– Рад был доставить вам удовольствие, дамы и господа. А теперь разрешите мне удалиться. Дела требуют моего присутствия в Дублине. По всем вопросам прошу обращаться к Малкольму и Мари. Лучших помощников не найти во всей Ирландии… Надеюсь, вы полюбите Хэмфилд.

Попрощавшись с ним, Генри и Джефф стали лениво болтать о своих делах. Крис делал вид, что слушает Генри, но больше его волновал глубокий вырез на груди Пэм. Думаю, эту ночь они проведут вместе. Красавец Джефф говорил мало, и о чем-то думал. Люблю, когда мужчина вот так загадочно думает. Ни он, ни Генри, казалось, не обращали на нас внимания, пока Генри вдруг не повернулся к нам:

– Милые дамы, как вам понравился замок?

Ну, слава богу, подумала я. А то мне уже показалось, что мы тут – что-то вроде дополнительных канделябров.

Пэт сказала, что здесь пыльно, но миленько, а Пэм надулась и пожаловалась, что у нее из спальни весь вид закрывает огромное дерево – не то, что из моей комнаты.

– Зато у меня кто-то живет в шкафу, – сказала я.

Все замолчали и уставились на меня.

– У меня в комнате раздавались какие-то странные звуки, будто в шкафу что-то стучало.

Джефф вопросительно посмотрел на Криса. Тот лишь пожал плечами. Мои подруги посмотрели на меня, как на сумасшедшую. Я так и думала, что мне никто не поверит.

– И кто же это, по-твоему, мог быть? – спросил Генри.

– Откуда я знаю?! У меня еще в комнате игрушка на полу валялась – кролик.

– Крис, – обратился Генри к своему приятелю, – в этом замке есть дети?

– Конечно, – ответил Крис. – Вы же видели: такой щуплый, волосики еще не отросли, а говорить совсем не умеет. Ларри зовут.

Генри улыбнулся и посмотрел на меня.

– Может, мне действительно показалось, – сказала я, и решила сменить тему: – Какой вкусный был ужин! Это ирландская кухня?

– Французская, мисс, – произнес Малкольм, который все это время увлеченно наблюдал за нами.

* * *

После ужина все разошлись по своим комнатам. Кроме Джеффа, который подошел к роялю и стал играть. Не часто сейчас увидишь музицирующего бизнесмена. Как в кино – замок, свечи… и молодой красавец за роялем. Мне не хотелось уходить. Как бы заговорить с ним? Я встала, прошлась туда-сюда, немного посмотрела на огонь в камине. Стала пристально рассматривать портреты. Попыталась представить себя английской аристократкой, утянутой в корсет, с мертвецки бледным лицом и тяжелой прической на голове. Бедняжки! Если нам приходится терпеть дискомфорт только во время съемок и показов, то жизнь этих барышень, похоже, была постоянной пыткой.

Все-таки есть плюсы в том, что я попала, в конце концов, в наше агентство, где девушек предпочитают раздевать, а не одевать. Правда, позы, в которых мы вынуждены застывать по нескольку часов на фотосессиях… Но когда видишь результат – себя на страницах журнала – все минувшие мучения кажутся такой ерундой… А эти несчастные создания! Какую награду получали они за все эти корсеты? Неужели мужчинам тех времен они казались красивыми?

Мне хотелось поделиться своими соображениями с Джеффом.

– Скажите, Джефф, – начала я, – вам не кажется странным, что никто на этих портретах не улыбается? Ни мужчины, ни женщины – никто?

Джефф прервал игру и посмотрел на меня несколько удивленно.

– Видно, в те времена было не принято улыбаться, когда позируешь, – сказал он и сразу же вновь повернулся к роялю, как будто все возможные темы для разговора были исчерпаны.

«Ну что я такого сказала?! Неужели полную глупость?!» – секунду поразмыслив над этим, я решила, что даже если и глупость, то не полную. И решилась продолжить:

– А вот когда мы позируем, то нас всегда просят улыбаться как можно шире. Так надоедает иногда!

Джефф только хмыкнул. Я почувствовала, что мне просто нечего больше сказать. В это время вошла горничная, и я, как за соломинку, ухватилась за нее, начав задавать первые попавшиеся вопросы об Ирландии. Она что-то отвечала, но на таком непонятном английском, что через несколько минут я пожелала Джеффу доброй ночи и поднялась в свою спальню.

…чем-то напоминало смешной и наивный английский роман. Например, хозяин – полное соответствие образу классического британского аристократа. Когда он говорит с тобой, складывается впечатление, будто тебя нет. Или у них так принято со всеми?

Все же в любом возрасте, оказавшись в замке, переносишься в прошлое. Касаясь камня в стене, вспоминаешь о том, что ему несколько веков. Проходя мимо портретов, представляешь себе, как жили эти люди. Малкольм предупредил меня, что не стоит ходить в северное крыло замка, отделенное от остальных помещений закрытой галереей. Там все находится в запустении, перекрытия и лестницы прогнили, и комфортно там себя чувствуют лишь летучие мыши. В настоящем замке непременно должна быть такая старая башня – сразу возникает желание попасть в нее, хотя понимаешь, что ничего, кроме вековой пыли, там не найдешь.

Ужин был хорош! Крис, видимо, заблаговременно разъяснил владельцу замка, какую кухню мы предпочитаем.

Пока дамы баловались десертами, мы с Генри, Крисом и Мэттью перешли в соседний зал и расположились в креслах у камина, где уже потрескивали поленья. Малкольм принес лакированный хьюмидор, и выбор сигар нас порадовал. Генри задумчиво созерцал пламя в камине. За минуту до того, как к нам присоединились девушки, Крис сказал:

– Мэттью, напугайте наших спутниц чем-нибудь… совершенно нереальным.

– Это не в моих правилах, господа, – с улыбкой ответил Мэттью. – Тем более, что на самом деле жизнь в нашей глуши довольно скучна и монотонна. Впрочем, существует и в нашей местности несколько поверий, но уже два или три века этим слухам не находится реальных подтверждений, – с видимой неохотой продолжил он.

– Два или три века?! – удивилась Пэм, устраиваясь на диване так, чтобы мы максимально смогли оценить достоинства ее фигуры. – Это же целых триста лет, – посчитала она, наморщив лобик.