тебе придётся очень постараться и добыть нужные сведения. Я понятия не имею, будут ли это секретные переписки, послания от любовницы или развратные стишки, которые, как я слышала, он любит сочинять. Старушке Лиззи тоже, как ты говоришь, «по барабану», ― её голос стал настолько серьёзен, что меня снова заколотил озноб, ― дала клятву, теперь поработай головой, девочка ― в сообразительности симпатичному курсанту Академии не откажешь ― придумаешь что-нибудь. А пока ступай, Бадди проводит тебя в комнату, завтра увидимся… И не забудь ― осталось всего шесть дней…

Она бесцеремонно вытолкала кусающую губы дурочку в появившуюся дверь, захлопнув её с такой силой, что я невольно рухнула вперёд, угодив прямо на стоявшего у стены Бадди. Надо ли объяснять, в каком я была бешенстве и потому немедленно обрушила свой гнев на будущего напарника:

— Уже поджидаешь, мастер на все руки, или, может, любишь подслушивать, а?

Он нехотя отлепился от стены, кивнув в темноту коридора:

— Пошли… ― голос звучал настолько спокойно, словно все те слова, что я сгоряча на него выплеснула, предназначались кому-то другому…

Всю дорогу, пока мы петляли по тёмным лабиринтам этого странного дома, он не проронил ни звука, в то время как мой рот не закрывался. Я наговорила совершенно незнакомому человеку такого, что любой самый спокойный тюфяк уже раз десять приложил бы болтушку лбом о стену. При этом из возбуждённой головы как-то выветрились слова Лиззи про то, что Бад тот ещё псих. А когда я вспомнила об этом, извиняться было уже поздно…

Неожиданно «молчун» стиснул мою ладонь так, что я вскрикнула:

— Отпусти, псих!

— Сама ненормальная! ― заорал он, мгновенно преображаясь, ― дура бестолковая, и зачем только идиотке плечо вправил? Всю дорогу повторял заклинание исцеления, залечивая лодыжку и трещины в рёбрах. Лучше б я тебя прибил, чем выслушивать гадости в свой адрес…

С одной стороны, конечно, было стыдно, ведь кое в чём он не ошибся, но с другой ― как только негодяй посмел так обращаться с девушкой? И меня снова понесло:

— Это я дура? А сам-то себя видел ― ходишь в платке, как шут, от кого прячешься? Или ты такой урод, что стыдно людям на глаза показаться… ― рука сама вцепилась в «маску» парня, безжалостно её срывая.

Бад не стал сопротивляться ― он замер, опустив взгляд и закусив алые, как у девушки, губы. Я ахнула, подавившись собственным вздохом ― он был совсем ещё юным, вряд ли намного старше меня. Длинная чёлка закрывала лоб, тонкие, не полностью зажившие шрамы уродовали мальчишеское лицо ― один из них проходил рядом с глазом, задевая веко, отчего казалось, что тот слегка щурится. Второй ― глубокий, пурпурно-фиолетовый рубец пересекал другую щёку, упираясь в подбородок и приподнимая уголки губ в неприятной, нахальной ухмылке…

Пожалуй, если бы не эти безобразные шрамы, Бад был очень хорош собой, в его красивых миндалевидных глазах, казалось, плескалось далёкое синее море. Море, полное тоски…

— Прости, ― еле выдавила из себя, заливаясь краской и протягивая ему платок.

Голос парня слегка вздрагивал, словно он был готов вот-вот разрыдаться, и от этого стало совсем плохо:

— Почему не смеёшься, Рока? Ах да, ты ещё не видела самого интересного… ― он выдернул чёрную ткань из руки, но, прежде чем надеть, отвёл чёлку со лба ― третий шрам был похож на извивающуюся чёрно-красную змею ― это был совсем свежий ожог…

Бад быстро повязал платок на место, толкнув плечом дверь, и уже спокойно произнёс:

— Иди и не забудь запереть засов изнутри, тут небезопасно. На столе хлеб и сыр… Придурок-напарник на собственном горбу натаскал воды, нагрев её для тебя, можешь искупаться. Утром приду ― если хочешь дожить до рассвета, никому, кроме меня, не открывай…

Дверь осторожно закрылась, и я тут же её заперла, а потом, лёжа не в каком-нибудь корыте, а настоящей ванне на гнутых ножках, глотая слёзы и хлюпая носом, долго отмокала в горячей воде, и, откусывая от ароматного ломтя хлеба, заедала его пресным до тошноты овечьим сыром…

Было искренне жаль этого покалеченного парнишку, но ещё больше ― бестолковую Ваари Тэй, связавшую себя клятвой с чёртовой колдуньей и поставившую на кон не только будущее, но и саму жизнь… Никчёмная, высокомерная девчонка, как, похоже не без основания, называли меня воспитатели в приюте, не только не сумела защитить себя, но и добровольно шагнула в расставленную ловушку ― согласилась искать то, чего, возможно, и в природе-то не существовало…

Несмотря на все страдания, усталость взяла своё, и утром напарнику пришлось долго долбить ногами в дверь, истошно надрывая связки в попытке разбудить «дрыхнувшее чудовище». Когда мне надоело выслушивать причитания о «кошмаре, свалившемся на его голову», я встала и, не потрудившись даже одёрнуть найденное в каморке короткое кружевное «нечто», в спешке надетое вчера на обнажённое тело, распахнула дверь, затащив парня внутрь.

— И что разорался? Девушке уже и поспать лишнюю минутку нельзя? ― ворчала я, скрестив руки на груди, любуясь, как, явно потрясённый видом, открывавшимся из глубокого выреза слабого подобия ночной сорочки, и неотразимостью непристойно голых коленок, парнишка впал в ступор, кажется, даже забыв, что надо дышать… Похоже, сегодня его напарница выглядела несколько иначе, чем он ожидал, мало напоминая измазанного нечистотами монстра…

Немного подождав и видя, что он никак не реагирует на мои приветственные слова, бесцеремонно вытолкнула его обратно:

— Ну раз ты такой неженка, постой снаружи ― сейчас оденусь и пойдём.

Лиззи уже поджидала нас в той же комнате ― на этот раз её плечи украшал ярко-красный, почти новый плащ, правда, слегка потёртый на спине и боках, волосы были уложены в высокий, замысловатый пучок на макушке, а и без того впечатляющие губы сияли от напоминавшей розовую глазурь помады.

— «Старушка» явно принарядилась и, вероятно, не для встречи со мной, ― ехидно подумала я, но вслух озвучивать эту мысль не стала, и правильно сделала ― работодательница сегодня явно была не в духе.

Сухим скучным голосом она напомнила, что осталось мало времени, ещё раз пересказав то, что я итак уже знала ― то есть, почти ничего. Указав нам на две маленькие чаши, стоявшие на небольшом столике и наполненные мутной, подозрительно дымившейся жидкостью, дамочка в красном потребовала, чтобы мы немедленно это выпили. Возражения не принимались.

Промолчавший всю дорогу Бад сделал это первым. Видя, как он позеленел и, схватившись за грудь, рухнул на пол, я было заартачилась, но прижатый к шее кинжал колдуньи заставил меня стать уступчивее. Зажмурившись, выпила пойло,