– Бл`год`рствую, тан.

– Ты же обычно не вылезаешь раньше полудня, – сказал Диего. – А сегодня чего стряслось?

– Э-э-э… – тоскливо протянул старый огненный демон. – Хозяйка выгнал. Гаварыт, мало деньга вчера принес, так ыды, сыды… э-э-э! Нэт покоя, адын бэда!

Он подобрал монетку и вновь принялся кутаться в одеяло.

Для этого бедолаги, подумал Диего, наша белая уличная пыль – все равно, что урсийская поземка. Только вот из-под сапог она взлетает не в пример охотнее, а уж стоит прошелестеть ветерку…

– Валь, угадай, о чем я жалею сейчас?

– О том, что фиолетовый камзол еще не вернулся от портного? – предположил Марратоа.

– Нет, с этим я уже смирился, – вздохнул Раскона. – Сейчас же я сожалею, что не родился женщиной.

– Интересное желание, – Вальдес улыбнулся. – В чем-то даже парадоксальное.

– Вовсе нет. Вуаль, мой друг, вуаль. Согласись, нашим с тобой шляпам сейчас была бы кстати эта деталь.

– Тогда уж, мой тан, вам стоило бы родиться в Асадобаде.

– И носить паранджу? – пробормотал Диего. – Что-то в этом есть… хотя… там ведь еще жарче?

– Говорят, что так и есть. Сам я, как вы помните, не вдохновился тамошним гостеприимством.

– Ты же говорил, что тюремщик подставил свою шею только на десятый день.

– На девятую ночь, – мягко уточнил Вальдес. – Но это не меняет сути дела. Темницы, мой тан, схожи меж собой: в Асадобаде, в Иторене, в Кумберлянде, везде и всегда узнику предоставляется лишь темнота, цепи да помои. И сырость, – добавил он, – особенно, когда тюрьма строится неподалеку от порта.

– В этом тебе повезло.

– Я склонен полагать, что соседство это не было случайным, – сказал Вальдес. – Живой товар доставляют на кораблях. Вдобавок, бухта Золотого Копыта – база галерного флота.

– Понимаю. Их экипажи тоже нужно где-то держать… и, желательно, поблизости.

– Удачей же, – после недолгой задумчивости произнес Вальдес, – было, что в порту нашлась скаффа.

– И что ее капитан рискнул взять беглеца на борт.

– Криняне, – слегка усмехнувшись, сказал Марратоа, – хоть и числятся подданными Падишаха, но ассанам не стоит поворачиваться к ним спиной. Иначе в этой спине может ненароком оказаться три дюйма доброй стали.

– Я слышал, что с кринянами и остальным не стоит оставлять без внимания свой, хе, тыл.

– Верно, – кивнул слуга. – Но лишь отчасти. Это в основном касается горцев с побережья. Островные же криняне, насколько я их успел узнать, косо смотрят на любителей подобных игр. И если, мой тан, вам случится оказаться среди них, то я бы рекомендовал не поворачиваться лицом к их девушкам.

– Они настолько уродливы?

– Они настолько прекрасны, – в голосе Марратоа послышалась нотка то ли мечтательности, то ли тоски. – И одними лишь глазами ранят сердце ничуть не хуже, чем их братья – своими клинками.

– Что ж, – Диего коснулся груди, словно проверяя, не достал ли его за два моря разящий взгляд красавицы-кринянки. – Спасибо за предупреждение, Валь. Я… постараюсь как можно скорее обзавестись броней от подобных клинков.

– Мудрецы всего мира не придумали еще такой брони, мой тан.

– Однако, – возразил Раскона, – мне доводилось читать, как медальон с ликами Сестер… или же платок со слезами той, кому обещано…

– Читать… – протянул Вальдес. – Читая, мой тан, надо быть разборчивым, ибо мудрости в книгах, как и в жизни, намешано поровну с глупостью. И иной раз оказывается, что Две Сестры – высоко в небе, и та, которой клялся в любви – далеко за волнами, а черноокая красотка рядом, здесь и сейчас. Из плоти состоит человек, мой тан, и плоть эта – слаба.

– Но вера – сильна! – запальчиво произнес Диего. – И слово чести тана – тверже камня.

– Если бы все было так просто…

– А все и есть просто, Валь, – уверенно сказал Раскона. – Проблема лишь в привычке человека делать вещи сложнее, чем они являются на деле.

– Сейчас вашими устами говорит юность, мой тан.

Произнеси эти слова кто иной – и Диего пустился бы в спор со всем пылом упомянутой юности. Но с Вальдесом, как он преотлично знал, подобное было бы глупостью – слишком редко его слуга и наставник пускал этот аргумент в ход и слишком часто в итоге оказывался прав.

Точнее – всегда.

Марратоа остановился и, чуть наклонив голову, коснулся края шляпы. Диего с удивлением заметил, как в ответ на это приветствие в окошке проплывающего мимо портшеза мелькнули белые кружева – то ли платок, то ли веер.

– Не знал, что ты знаком с таной… – Раскона нахмурился, вспоминая имя. Герб на дверце портшеза он, да и любой тарримский мальчишка, знал хорошо. Слишком хорошо, чтобы именовать его обладательницу иначе, как…

– … с таной магистром Алой Розы.

– Этому знакомству много лет, – голос Марратоа не дрогнул и с шага он не сбился. Но Диего знал своего наставника и потому готов был поклясться – сейчас тот видел перед собой не стиснутую серым ноздреватым камнем улочку, а что-то другое. Пролетевшие годы?

– В те времена танессу Францеску чаще представляли как «дочь адмирала ги Алава», чем «лучшая ученица первого курса Кристы».[3]

– Валь, иной раз мне кажется, что ты старше тройных сан.[4]

– Неужели я похож на эльфа?

– Это тебе лучше знать, Валь, не мне, – усмехнулся Диего. – Из нас двоих лишь тебе выпадало лицезреть длинноухих вживую, а не в виде плохонькой гравюры. Вдобавок…

Раскона осекся. Улочка закончилась – резко, словно ее обрубили ударом топора. И хотя Диего шел этой дорогой далеко не в первый раз, все равно у него снова и снова захватывало дух, слишком уж значительным был контраст. Всего лишь один шаг – и серые стены остаются за спиной, а вокруг простор Площади Трех Героев. Красная громада храма святого Педро Сангре справа, Белый дворец – слева, ну а между ними, если верить легенде, два полета ядра. Дед нынешнего монарха недаром заслужил добавку «Предусмотрительный»: наблюдая за тем, как сменилась династия в соседнем королевстве, он здраво рассудил, что ядро в окно спальни – далеко не самый лучший подарок.

– Идемте, мой тан. Осталось не так много времени, а Их Сиятельство не терпит опозданий.

– Валь, как тебе удается оставаться равнодушным к этой красоте?

– Я не замечаю ее, – пояснил слуга. – Эти желтые плиты… по мне, слишком похоже на пустыню. А я не люблю пустынь – там нет ничего хорошего.