– Так ты говоришь, что вы собрались этим летом на озера, Бэзил? Вы сняли там коттедж?

Через некоторое время Бэзил понял, что мистер Торренс повторяет этот вопрос уже в третий раз.

– Да-да, сэр, – ответил он. – То есть, я хотел сказать, нет! Мы остановимся в гостинице.

– Наверное, там будет здорово, правда? – сказала миссис Торренс.

На другой стороне улицы, под фонарем, стояла Имогена, а перед ней наворачивал круги Хьюберт Блэр в лихо заломленной набекрень кепке. Бэзил поежился, услышав, как Хьюберт фыркает от смеха. Бэзил даже не заметил Маргарет, пока она не оказалась рядом и не сунула ему в руку кольцо, словно фальшивую монету. Вымученным глухим голосом он попрощался со взрослыми и на непослушных от дурного предчувствия ногах побрел вслед за Маргарет обратно, на другую сторону улицы.

Остановившись в тени, он стал смотреть не на Имогену, а на Хьюберта Блэра. Без сомнений, Хьюберт выделялся среди остальных ребят. Отличительным признаком красоты для детей младше пятнадцати является форма носа. Внимание родителей могут привлекать красивые глаза, блестящие волосы или изумительный румянец, но подростки обращают внимание лишь на нос и на то, как он располагается на лице. Гибкий, элегантный и спортивный торс Хьюберта Блэра увенчивало вполне стандартное пухлое лицо, а на этом лице торчал пикантный вздернутый носик – почти что девичий, словно с картинки Харрисона Фишера.

Хьюберт вел себя уверенно; ни сомнения, ни капризы его никогда не мучили. Танцевальную школу он не посещал – его родители переехали в город всего лишь год назад, – но он и так уже успел превратиться в легенду. Хотя большинство мальчиков его недолюбливали, они не могли не отдавать дань его виртуозным акробатическим способностям, а для девушек каждое его движение, каждая шутка и даже его равнодушие были исполнены прямо-таки безмерного очарования. Бэзил уже несколько раз с этим сталкивался, а теперь перед ним вновь развернулась наводящая уныние комедия.

Хьюберт снял ролики, притворился, что один из них выскальзывает у него из руки, и тут же умудрился поймать его за шнурок, не дав ему упасть на брусчатку; Хьюберт выхватил ленточку из прически Имогены и бросился бежать; Имогена, в полном восторге, смеясь, побежала за ним вдогонку по двору, и он принялся от нее уворачиваться. Он поставил ноги крест-накрест и притворился, что сейчас облокотится о дерево, нарочно промахнулся, но удержался от падения и не без изящества устоял на ногах. Сначала мальчишки лишь искоса за ним наблюдали. А затем и они тоже пришли в движение, вытворяя все, что только придет в голову, – и даже сидевшие на крыльце стали вытягивать шеи, привлеченные внезапным всплеском энергии в саду. Но Хьюберт хладнокровно развернулся спиной к своему успеху. Он схватил шляпку Имогены и принялся примеривать ее разными уморительными способами. Имогена и все остальные девочки были в полном восторге!

Не в силах более выдерживать этот отвратительный спектакль, Бэзил подошел к ребятам и произнес самым небрежным тоном, на который оказался способен:

– О, привет, Хьюби! Хьюберт ответил:

– О, привет, старина Бэйзи-Крейзи! – И тут же надел шляпку на новый манер, да так, что и Бэзил не смог удержаться и захихикал.

– Бэйзи-Крейзи! Привет, Бэйзи-Крейзи! – Этот клич обежал весь сад. Среди прочих Бэзил услышал и голос предателя Рипли!

– Хьюби-Бубби! – быстро нашелся Бэзил; но его плохое настроение сказалось и на шутке, не снискавшей никакого успеха, хотя несколько ребят и повторили ее пару раз, отдав ей должное.

Бэзил загрустил, и в надвигающейся закатной тьме фигурка Имогены стала обретать новое, недостижимое очарование. Бэзил был романтично настроенным мальчиком, и его воображение уже успело наделить девушку всевозможными достоинствами. Теперь он ненавидел ее за равнодушие, но все так же упрямо продолжал держаться рядом с ней в тщетной надежде, что ему еще удастся выжать из нее хоть малую толику того бурного восторга, который был так бездумно растрачен днем.

С заманчивым оживлением он попытался было завести разговор с Маргарет, но Маргарет отвечала ему неохотно. Из темноты уже донесся первый голос, позвавший кого-то домой. Бэзила охватила паника; почти закончился самый блаженный час летнего вечера. Когда ребята расступились, чтобы пропустить пешеходов, ему удалось оттеснить в сторонку не слишком-то желавшую этого Имогену.

– Я принес его, – прошептал он. – Вот, смотри! Можно мне проводить тебя домой?

Она встревоженно посмотрела на Бэзила. Ее пальцы автоматически сомкнулись на кольце.

– Что? Ах, но я пообещала Хьюберту, что сегодня меня проводит он! – Взглянув на Бэзила, она вышла из своего гипнотического состояния и добавила с легким укором: – Я ведь видела, как ты убежал с Маргарет Торренс, как только я пришла во двор!

– Нет! Я просто бегал за кольцом!

– Нет, ты убежал! Я же видела!

Ее взгляд вновь устремился на Хьюберта Блэра. Хьюберт опять надел ролики и стал ритмично подпрыгивать и вставать на цыпочки, словно африканский знахарь, медленно погружающий племя в гипнотический транс. Бэзил все также продолжал объясняться и спорить, но Имогена отвернулась и ушла. Он обреченно последовал за ней. Из темноты стали доноситься новые голоса, звавшие детей домой, и неохотные отклики со всех сторон.

– Хорошо, мама!

– Сейчас иду, мам!

– Мама, ну можно еще хоть пять минуточек?

– Мне пора! – воскликнула Имогена. – Уже почти девять!

Помахав рукой и равнодушно улыбнувшись Бэзилу, она пошла вдоль по улице. Сбоку от нее гарцевал и выделывал разные трюки Хьюберт, кружась, обгоняя и описывая вокруг нее головокружительные пируэты.

Лишь некоторое время спустя до Бэзила дошло, что к нему обращается другая юная дама.

– Что? – рассеянно переспросил он.

– Хьюберт Блэр – самый лучший парень в городе, а ты – главный воображала! – повторила Маргарет Торренс тоном глубокого убеждения.

Он молча уставился на нее, словно получив неожиданный и болезненный удар. Маргарет наморщила носик и, повинуясь настойчивым крикам с другой стороны улицы, удалилась. Бэзил посмотрел ей вслед. Затем проводил взглядом исчезнувшие во тьме за углом фигуры Имогены и Хьюберта. И в этот момент со знойного неба раздался низкий раскат грома, а миг спустя на залитые светом фонаря листья над головой упала первая капля дождя, скатившись прямо на тротуар к его ногам. Этому дню суждено было кончиться дождем.

III

И начался ливень. Бэзил моментально промок до нитки, хотя всю дорогу бежал – до дома было целых восемь кварталов. Но перемена погоды, словно волна, перевернула его сердце, и он бежал вприпрыжку, ловя ртом дождевые капли и громко крича «Эге-гей!», сливаясь со свежим и диким хаосом ночи. Имогена исчезла, смытая, словно дневная пыль с брусчатки. Ее прекрасный образ вновь появится перед его мысленным взором в ясную погоду, но сейчас, среди бури, Бэзил остался наедине с самим собой. У него появилось ощущение безмерной переполнявшей его силы – такой, что его ничуть не удивило бы, если бы один из его диких прыжков унес его навсегда от земли. Он чувствовал себя одиноким волком, диким и непостижимым, ночным бродягой, демоническим и свободным. И только когда он добрался до дома, его эмоции – впрочем, исключительно умозрительные и почти бесстрастные – обратились против Хьюберта Блэра.