– Нам надо поговорить, – сказал он, отступая назад.

– Буду ждать тебя у машины, – произнес Макклу, собираясь уйти.

– Останьтесь, – четко скомандовал Джеффри. – Это уже не ко мне, – на ходу откликнулся Джонни.

– Прошу вас, – продолжал настаивать Джеффри. – Я хочу, чтобы вы это слышали.

Сказать, что Макклу и мой старший брат были врагами, значило преувеличить, но ненамного. Копы, даже вышедшие, как Джонни, на пенсию, продолжали рефлекторно испытывать презрение к адвокатам типа Джеффри. А отношение Джеффри к разнообразным Макклу этого мира было в лучшем случае терпимым.

– Что такое, Джефф?

– Зака нет, – ответил он.

– Да, – отозвался я. – Это в порядке вещей.

– Ты все же такая сволочь, Дилан, – пихнул меня Джеффри. – Неужели мало того, что он похож на тебя? Зачем он подвергает своих родителей тем же испытаниям, через которые ты заставил пройти маму с папой?

Сейчас он демонстрировал гнев, о котором я вам говорил. Но когда я попытался устроить небольшую демонстрацию своего гнева, мой левый кулак перехватили пальцы-клещи. Джонни, возможно, здорово сдал в последнее время, но на его хватке это никак не сказалось.

– Что вы подразумеваете под словами «его нет»? – спросил Макклу, вставая между Джеффри и мною.

– Отпусти мою руку!

Он не отреагировал.

– Заткнись и дай своему брату высказаться.

Джеффри открыл было рот, но промолчал, заметив, что наша троица привлекла слишком много внимания. Отвлекся даже рабби Реактивный Язык. Макклу выпустил мою руку, и мы стояли, улыбаясь, как три дурака. Когда все поняли, что продолжения не будет, они отвели взгляды.

– Вы все еще держите тот бар? – спросил у Макклу Джеффри.

– Вроде да.

– Когда вы сегодня закрываетесь?

– На этот счет не волнуйтесь, – сказал Джонни. – Я прослежу, когда понадобится.

– Спасибо. – Джеффри резко повернулся кругом.

– Не забудь досье своего сыщика! – крикнул я вслед.

– Откуда ты знаешь… – начал он.

– Я знаю тебя, Джефф. Это все, что мне нужно знать. Ты никогда бы не обратился ко мне первому.

Он пошел прочь. Он был напуган. Теперь и мне стало страшно.

Саунд-Хилл – это старая деревня китобоев, расположенная в конце Лонг-Айленда, милях в восьмидесяти от границы Нью-Йорка. Джордж Вашингтон никогда не останавливался здесь на ночлег, но выстроил нам обшитый досками маяк. На нем красуется бронзовая табличка и все прочее. У нас есть местные индейцы. Есть фермы по производству картофеля, фермы по производству дерна, виноградники и винодельни. Имеется несколько викторианских поместий, несколько лачуг поневоле, но ни одного большого ранчо. Этим мы здорово выделяемся на фоне остального Лонг-Айленда. Саунд-Хилл – Последний Бастион к Западу от Атлантики, Свободный от Больших Ранчо. Но больше всего мы гордились недостатком полей для игры в гольф. Вот какие мы.

«Ржавый шпигат» на Дьюган-стрит, идущей от причала, на протяжении ста лет оставался единственным баром в городке, когда его купил Макклу. Он владел им уже два года, когда я перенес свой офис из Нью-Йорка в комнату над книжным магазином. Саунд-Хилл нуждался в следователе страховой компании не больше, чем в смотрителе площадки для гольфа, но я все равно переехал сюда. Дела в Бруклине шли из рук вон, большие ранчо я ненавидел, и агент из меня был никакой. Если бы у моей компании был девиз, он звучал бы так: «Если вам нужна посредственность, вам нужен я». Полагаю, я один из восьми человек за всю историю человечества, который действительно верил, что заработает больше денег писательством. Мне посчастливилось убедить в этом нескольких издателей.

С другой стороны, Джеффри был Джеффри. В соответствии с каким-то высшим планом, в который мы, простые смертные, посвящены не были, Джеффри действовал как персонаж из Gotterdammerung[4]. Я никогда не относился к тем, кто считает, что с успехом не поспоришь, но список достижений моего брата явно превращал подобный спор в трудное дело. Диплом с отличием университета Нью-Йорка, редактор юридического обозрения в Колумбийском университете, главная тяжущаяся сторона в компании Маркса, О'Ши и Дассо, доход, исчисляющийся семизначной цифрой, красавица жена, двое здоровых детей и поместье в пять акров с видом на реку Гудзон – Джеффри достиг таких высот, о которых большинство мужчин смеет только мечтать. Если бы он сумел хоть немного смягчить свою надменную манеру держаться, я смог бы находиться с ним в одной комнате дольше десяти минут. Не поймите меня превратно, Джефф был моим старшим братом, и я его любил. Мое восхищение им не поддавалось выражению. Я только хотел, чтобы он нравился мне чуть больше, а любил бы я его чуть меньше.

Макклу был верен себе, не вызывая при этом раздражения. Летом, когда Саунд-Хилл переживал скромный сезонный бум и извлекал выгоду из прилива отдыхающих, наезжавших в летние деревни Хэмптоне, в девять тридцать вечера бар «Шпигата» бывал полон под завязку. Но не в последнюю неделю февраля. К восьми вечера все местные уже накачивались своим «Будвайзером». Толпа из колледжа рассасывалась к девяти.

До этого мы с Джонни договорились, что не станем попусту тратить силы на размышления о Заке. Мы оба были уверены, что новости Джеффри и без того окажутся достаточно тяжелым бременем. За несколько минут до запланированного приезда моего брата Макклу поставил в музыкальном автомате песню Пэтси Клайн и принялся, скрывшись из виду, что-то искать под стойкой бара. Пэтси он слушал только когда думал об утраченной любви или об отсутствующих друзьях. Все дело было в ее голосе, в нем звучала боль. И пела она всегда так, будто знала – в следующую секунду ждет тебя новая боль.

Джонни снова появился, поставив на стойку два стакана рядом с хорошо знакомой мне красивой хрустальной бутылкой. Она была почти пуста. Тем не менее он налил в каждый из стаканов на два пальца янтарной жидкости и подождал, пока Пэтси закончит свои стенания.

– Аминь, Пэтси. Аминь. – Он склонил голову. – Клейн! Шевели своей тощей еврейской задницей в сторону бара.

– Чего тебе?

– Ты знаешь, что это такое? – Макклу указал на бутылку, пока я шел, куда велено.

– Черт возьми! – При желании я мог очень ясно выражать свои мысли. – Так ведь это же коньяк «Наполеон», который твой отец…

– … стащил у мертвого бутлегера. Совершенно верно, Клейн. Не забыл. Но готов поспорить на пятерку, что ты не помнишь имени бутлегера.

– Иззи Три Ноги Вайнштейн, – немедленно отозвался я.

– Чтоб тебя, христопродавец! За твоего отца!

– Ненавижу коньяк.

– Это единственный достойный способ проводить человека на встречу с его богом.