Внезапно Ловец отчетливо вспомнил свой первый обряд Тишины…

Слепые старцы собрались на берегу озера под нижним уровнем лабиринтов. В невидимой воде плескались прозрачные рыбы. Потревоженные летучие аспиды шуршали в своих извилистых ходах. Далеко наверху, под золотыми куполами Исфахана, бурлила воскресная ярмарка, пашня трескалась от зноя, апельсиновые и гранатовые деревья баюкали свежие завязи плодов, а в недрах каменного исполина царил вечный холод. Полдюжины слепых стариков собрались вокруг мерцающей паутины. Слепые старцы длинными сухими пальцами пряли серые нити. Рождался шорох, повторялся бесконечным эхом, тревожа огненных червей. Мужчины и подростки, затаив дыхание, внимали словам старших. Сегодня к обряду Тишины готовили младшего сына дома Саади.

Тихо заговорил один из старцев:

— Почтенный дом Саади, как известно, последние годы не снимает с лица платка. Он привел к нам, в храм лучезарного Ормазды, самое дорогое сокровище — своего сына. Мы все помним, как почтенный Саади спас продавцов улыбок от гнева султана. После этого ему самому пришлось дважды открыть лицо. Теперь никто — ни сборщики податей, ни муллы в мечетях, ни сменяющие друг друга наместники Омара — не смеет оскорблять клан огнепоклонников. Я говорю правду, спрашиваю я вас?

— Правду… воистину, все сказанное — правда, — зашелестели младшие жрецы.

— Рахмани, почему ты дышишь так часто? — спросил Учитель. Третий глаз на его лбу сиял во мраке радужными красками. Обе вмятины на месте глазниц прикрывала повязка с изречениями во славу огня. Старик безошибочно повернул голову в сторону своего любимого ученика, хотя Рахмани спустился в лабиринт в толпе младших жрецов. — Разве тебе холодно, Рахмани?

— Слава Аше Вашихте, мне не холодно, Учитель. Я всегда волнуюсь, когда вижу паутину. Мое нутро бьется, как дрозд в силке, поскольку я не в силах разобрать, что же именно вы пишете на ее серых нитях…

— Пока что твой слух слишком груб, — улыбнулся Учитель. — Мои братья вплетают в паутину снов краткое и долгое молчание. Как известно, краткое молчание рождается после каждого слова, его нечасто можно заметить, и уж тем более непросто отшелушить чистый смысл, который порой важнее произнесенных звуков. Долгое же молчание разлито повсюду, но людям несведущим и нетерпеливым оно представляется всего лишь пустотой.

«Несведущий и нетерпеливый». Юный Саади закусил губу.

— Каждому дана та ноша, какую он в силах нести, — продолжил слова Учителя другой старец. — Кому-то дано привлекать небесный огонь, кому-то дарована милость вести за собой мертвых, а сыну почтенного Саади дарована способность вскрывать жилы тверди. Ты умеешь находить Янтарные каналы, Рахмани, это великая честь, но и великое послушание. Скажи нам, кто еще, кроме тех, кого ты видишь перед собой, знает о твоем даре?

— Только мой отец.

— Это хорошо. За время ученичества ты сумел сохранить тайну. Ты научился рождать призраков, танцевать с огнем и ускользать от боя. Ты научился заговаривать кровь и загонять в оковы худших из бесов. Ты научился многому, но это многое подобно мельчайшему зернышку на бесконечном колосе знаний. Ты понимаешь это?

— Да, Учитель. Как и прежде, я слеп и глух перед божественным взором. Я буду стараться. Я хочу повторить и продолжить ваш путь.

— Достойный ответ.

Старцы степенно покивали. Фигуры некоторых из них дробились. Рахмани догадался, что не все находятся здесь, на круглой циновке, они прислали свои фантомы из удаленных пещер.

— Сколько Янтарных каналов ты нащупал за время ученичества? — спросили из мрака.

— Всего — три крепких и два неустойчивых.

— Благодаря юному Саади наши купцы получили новый канал в Джелильбаде, два канала — в окрестностях Каира и Мошерского оазиса, и всюду нам удалось засвидетельствовать свое право печатью султаната. Теперь город Исфахан станет еще богаче, в домах бедняков уже поселилось довольство. Но самую большую услугу народу парсов юный Саади оказал этой весной. Он нащупал совершенно новый канал на Зеленую улыбку, во владения южных хазаров. Юный Саади считает канал неустойчивым и опасным, поскольку на Хибре он начинается в опасном месте, на стремнине реки, и на Зеленой улыбке он также выводит в глубокую реку по имени Волга.

Мы проверили этот канал, и я нарочно не называю вам точное его расположение. Поблизости от Янтарного канала находится большой город Астрахань, с которым мы никогда еще не торговали. Город стоит подле моря, именуемого там Каспием. У нас этого моря нет, а река, именуемая у хазар Волгой, впадает у нас в озеро Арал. Пока Янтарный канал слаб и не пропускает больше дюжины всадников с поклажей за сутки, но вскоре, общими усилиями, мы его расчистим и укрепим. Все наши братья приглашены для слияния разума. Да поможет нам Аша Вашихта, и я уверен, что после месяца летних дождей мы сможем продать канал султанату за десять тысяч драхм золотом либо объявить его своей собственностью…

Рахмани потупился, не в силах показать всем пунцовое от счастья лицо.

— Я прошу снисхождения, Учитель, — заговорил он, когда ему разрешили, — но я ничего бы не добился без ваших наставлений и без помощи всей общины.

— Это так, — согласились наставники. — Но теперь ты достаточно взрослый, чтобы принять дальнейший путь. Ты никогда не будешь вне храма, таков удел любого из нас. Ты всегда, на всех трех твердях, будешь слышать голос Учителя и повиноваться ему. Некоторые из младших жрецов выбирают путь монашества. Некоторым уготована доля светского правителя, иным подвластна магия и искусство врачевания… Но тебе, воин, не суждено выбирать. Всякий правитель, всякий владыка, имеющий силу на трех твердях, будет стремиться заковать твой талант в оковы…

Рахмани растерялся:

— Как я должен поступить, Учитель?

— Ты вполне готов к обряду Тишины. Мы проводим тебя, — вместо ответа улыбнулся старик.

Юный ученик вздрогнул…

На четвертой тверди Рахмани испытал похожее чувство. Ступив на горбатую лысину моста, он втянул ноздрями воздух, прикрыл глаза и на несколько песчинок отдал свое «я» бурлящей воле вселенной. Ловца обескуражило, что он не слышит Учителя, однако он сумел подавить в себе детский страх. На четвертой тверди Рахмани не ощущал даже слабого шепота серой паутины. Рахмани разволновался, не покинул ли его брат-огонь, но к счастью, стоило произнести первую фразу формулы, как голубые молнии послушно заплясали на кончиках пальцев.

Здешние булыжники не истекали спокойной мудростью, как в праздничном Риме, они стонали и плакали, выплескивая горе, накопленное за сотни лет. Рахмани спускался по железной вые моста навстречу гранитным цитаделям, навстречу потоку блистающих колесниц и чувствовал, как искрят волосы на затылке.

Твердыня севера пугала Ловца Тьмы.

Навстречу с шелестом пронеслась первая волшебная колесница, без лошадей и быков, от нее пахнуло земляным маслом, кислым металлом, кожей и дурным табаком. Колесницам, которые умеют двигаться без тягловых животных, Рахмани не удивлялся. В земле склавенов он встречал волхвов, которые запрягали в сани ветра и мчались с хохотом по обледенелым руслам рек. По Шелковому пути он несколько раз путешествовал в седле летучей гусеницы, дважды летал в портшезе, влекомом драконами айнов, и дважды был приглашен на сухопутный корабль гиперборейцев.