— Почему же вы раньше не давали о себе знать?

— Пока не узнали про лодку, думали, что вокруг никто не выжил. Так же, как и вы.

— А как вы узнали про лодку? — насторожился Ерофеев.

— Слухи, — пожал плечами Ежи. — Рассказы добытчиков и караванщиков, которым удавалось до нас дойти. Неужели вы думали, что удастся долго держать в секрете такое?

— Какова цель вашего прибытия? — поинтересовался кто-то.

— Спасательная экспедиция, — ответил Ежи, поправив съехавшие на переносицу очки, и, расшнуровав свой рюкзак, бережно достал из него потрепанную морскую карту.

— Какого рода, можно узнать? — поинтересовался сидящий рядом с Ерофеевым начальник безопасности, усатый дядька лет пятидесяти.

— Незадолго до войны, во время исследований заброшенной немецкой базы в Антарктиде, был обнаружен вирус, к которому не было иммунитета ни у людей, ни у животных, — Ежи развернул карту на столе, с которого успели убрать посуду.

— Вы бы еще черта помянули, — хмыкнул Ерофеев, но внутренне весь напрягся, неожиданно почувствовав дрожь в пальцах.

— Разумеется, столько лет прошло! Итак, к нашим исследователям попали документы, датированные тысяча девятьсот сорок третьим годом. Согласно им, во время Второй мировой войны на немецкой базе «Двести одиннадцать», расположенной на Земле Королевы Мод, активно велись различные эксперименты в области радиобиологии и вирусологии.

— Антарктическая база Рейха — миф, — нахмурился начальник безопасности.

— Отнюдь, — Ежи достал из второго рюкзака несколько ветхих папок. — Мы никогда бы не предприняли такой поход, тщательно не изучив все доступные архивные материалы. Немцам удалось значительно продвинуться в разработке медикаментозных средств, которые существенно повышали невосприимчивость живых организмов к действию радиации. Сейчас важность этих разработок трудно переоценить, так как на их основе можно создать более качественные и действенные медицинские средства для лечения лучевых болезней.

— А если нету там ни хрена? — раздался хриплый раскатистый голос. Все находящиеся в столовой повернули головы к дальнему краю стола, над которым в окружающем сумраке высилась массивная фигура. — Вы об этом подумали? А народ гоношить да глотку драть наш Птах почище вашего умеет!

— Батон, тебя только не хватало! — шикнул кто-то, но говоривший не шелохнулся, словно был вытесан из камня.

От неожиданного вопроса гости заметно растерялись, и Ежи переглянулся с несколькими членами своего отряда.

— Вам мало документов? — облизнув пересохшие губы, наконец спросил он.

— Да этой макулатуре скоро перевалит за стольник! Неужто вы решили, что сможете ею меня купить? — продолжал холодно дожимать невидимый в сумраке Батон, но его перебил Ерофеев.

— Миша, охолонись, — сконфуженно пробормотал он. — Дай людям высказаться.

— Я уже достаточно услышал, — сказал Батон и вышел, наконец, на свет.

При виде показавшегося оппонента Ежи, до этого храбрившийся, нервно сглотнул. Половину лица Батона занимал широкий рыхлый шрам с глубокими вмятинами. Рваный, чуть вздернутый кверху край верхней губы создавал жуткое ощущение жестокой ухмылки.

— Что вы конкретно предлагаете? — возвращая разговор в деловое русло, Лобачев сдвинул на затылок капитанскую фуражку и, отодвинув банку с окурками, посмотрел на разложенную на столе карту.

— Экспедиция за образцами, — подал голос Марк, парнишка в круглых очках, устроившийся на ящиках с патронами, которые путешественники принесли с собой. — Немецкие разработки позволят людям жить на поверхности в условиях невысокого радиационного заражения без негативных последствий для здоровья.

В помещении зашелестел возбужденный шепоток.

— Очистить поверхность от нежити… Можно создавать небольшие колонии… Человечество снова встанет на ноги…

— В немецких документах четко сказано, — убедившись, что полностью овладел всеобщим вниманием, продолжал парнишка, — что исследования в области радиобиологии позволили создать вирусы, которые были способны уничтожать организмы, пораженные радиацией. То есть, сейчас мы можем получить реальную возможность уничтожить оккупировавших поверхность планеты мутантов и вылечить зараженных людей!

Обдумывая услышанное, Лобачев снова закурил.

— Мы должны попытаться, — твердо сказал Ежи, оглядев присутствующих. — Это наш долг.

— И каким, интересно, образом? — Лобачев выдохнул папиросный дым и почесал давно не стриженную бороду.

— Ваша лодка на ходу?

— Допустим, — переглянувшись с соседями, ответил насторожившийся Ерофеев.

— Мы фрахтуем ее, — твердо сказал Ежи и протянул ему сложенную вдвое бумагу. — Это письмо от нашего начальства.

— Но от реактора лодки питаются некоторые системы убежища, — тут же возразил начальник безопасности, пока Ерофеев, нацепив очки, вчитывался в послание.

— Какое-то время попитаются от собственных источников снабжения, — пожал плечами Ежи. — Мы же не навсегда уплываем.

— Она двадцать лет на приколе простояла, — не отступался усач. — Люди на нее молятся, детям сказки на ночь придумывают, а вы — «уплыть»? Да вы в своем уме — тут же такое начнется!

— Значит, устроим собрание, — Ежи уверенно стоял на своем. — Всеобщий референдум.

— И что оно даст? — все больше распалялся начальник безопасности.

— Потолкуем, обсудим, да и проголосуем.

— Вы хоть представляете, что такое в нынешних условиях — отправляться в такой поход? — усмехнулся до этого с интересом прислушивающийся к спору Лобачев. — Это же, считайте, автономка. Да с нами по дороге что угодно может случиться, мир-то уже давно совсем другой! А еда, припасы, топливо, наконец?

— Думаю, с топливом проблем не будет, принимая в расчет реактор лодки. Что касается припасов, на базе бывшего учебного центра ВМФ наверняка что-то еще можно найти, — парировал явно подготовившийся к вопросу Ежи.

— Воронка там давно, а не учебный центр, — вздохнул Ерофеев и потер морщинистые костяшки. Пальцы продолжали дрожать.

— Не волнуйтесь, — калининградец одной рукой поднял со стола несколько документов. — Мы знаем, что конкретно искать. И, самое главное, — где.

* * *

Даже несмотря на поздний вечер, растревоженные прибытием таинственных визитеров обитатели убежища не спешили расходиться спать.

— Проводи-проводи дедушку, горлица, — привычно бормотал, заглядывая Лере в глаза, местный юродивый по кличке Птах. — Ангелы Господни дланью указующей проведут меня в чертоги благодатные…

Лера шла по коридору, вполуха слушая размеренную болтовню уцепившегося за ее тельняшку старичка. Раньше Птах числился среди самых удачливых добытчиков и постоянно выходил на поверхность. В тот день к Калининграду ушла группа из восьми человек. Вернулся он один — почти через неделю, в лохмотьях и с блаженной улыбкой на постаревшем лице. И никто за все время на поверхности его не тронул — ни зверь, ни человек. Что с ним произошло, одному Богу известно. Кто-то тогда в шутку сказал — Божий птах. Вот и прицепилось.