— Сам чего не несешь? — грубо спросил я.

— Из шкуры не лезь! — спокойно ответил фарцовщик. — Мне в порту появляться нельзя. Стража мою рожу хорошо знает. Увидят, сразу обыскивать начнут.

— Что в коробке? — все еще резко, но уже с нотками беспокойства, спросил я.

— Этого тебе знать не нужно. — парировал он. — Ты это не продашь, не пытайся. А если вдруг попробуешь или, скажем, потеряешь.

Фарцовщик нахально улыбнулся.

— Джо тебя прикончит. Не спасешься, зуб даю.

— Да? — прорычал я, надвигаясь на него. — Смотрю у тебя зубов много.

Моя спина уже деформировались. Расширились плечи. Я почти чувствовал, как делятся клетки и увеличивается число целлюлярных ядер в мышцах.

— Ты можешь неделю голодать. — спокойно сказал фарцовщик. — Капитан Джо все равно тебя грохнет. Он состоит в круге чернокнижников, да и коробочка зачарованная.

Я отступил. С чародеями мне не тягаться, никогда. Тридцатью мирами правит магия. Это мир колдунов, таким как я, ловить нечего.

Стараясь не обращать внимания на наглую рожу фарцовщика, я решил уйти. Повернулся, шагнул. Почти ушел, засомневался-то на мгновение, но его хватило для отчаянной схватки между голодом и самолюбием. Уже через несколько мгновений голод победил, а поколоченное самолюбие скрылось на дне моей души.

Схватив коробку, я повернулся в сторону пристани.

— Умница! — крикнул мне вслед фарцовщик.

Пройдя два переулка, я решил ускориться. Проклятая коробка жгла руку и, словно живая, тянула вперед. Ненавижу магию и волшебные предметы. Между тем, они сопутствуют мне всю жизнь.

Я почти бежал. Становилось все тяжелее. Ноги заплетались. Тело сильно увеличилось, плечи раздуло. За спиной уже могли спрятаться два некрупных человека, но ноги пока оставались длинными и худыми.

Редкие прохожие брезгливо отворачивались. А я несся вперед. Трущобы выпустили меня из узких, душных коридоров, и я вздохнул свободно. Жаль, что ненадолго. Уже раздувались ступни. После того, как трансформируются ноги придет время когтей и зубов.

Раньше, мы жили в резервациях и нас не пускали ни в один город. После мировой войны, когда сто лет назад мои предки остановили нашествие поглотителей магии. К моей расе стали относиться более терпимо. Около десяти лет. Нас даже подкармливали, не допуская трансформаций, и все шло довольно пристойно, даже миролюбиво. Потом император умер. Мировую войну забыли. Уже никто не хотел даром кормить оборотней. Нас считали тупыми и способными лишь для самой бестолковой работы. А новый император, к тому же, решил, что оборотней надо держать в постоянном повиновении и распорядился обрядить в ошейники.

Я коснулся шеи. Тонкая, на вид, цепочка из грубого черного металла начнет душить меня, когда отрастут клыки. Будет терзать горло, не давая телу, особенно челюстям, трансформироваться окончательно. Я даже всхлипнул. Еще до академии, проклятый ошейник чуть не задушил меня. Тогда, я невообразимо проголодался.

Я не заметил, как выскочил на набережную. Ноги уже стали такими же огромными, как спина.

От причала меня отделяла стена. Небольшая, чуть выше меня, но состоящая из отборного колдовства. Власти уверяли, что протащить через нее контрабанду, запрещенные артефакты или животных — невозможно. Стена отгораживала порт от города.

У портовых ворот дежурили двое дюжинных стражников. Они обменивались громкими репликами и постоянно ржали.

— Во, смотри какой упырь! — ревел один из них, тыкая пальцем в вурдалака.

Тот прикрывался зонтом от заходящего солнца и, устало пыхтя, тащил за собой огромный сундук. На его раскрасневшемся лице беспокойно бегали крошечные точки суженных глаз.

— Первый раз вижу красного упыря. — надрывался стражник.

— Да он обожрался и ему стыдно. — подхватил другой.

Вампир семенил ногами, пытаясь затащить сундук в тень. Обидные замечания стражников он игнорировал.

Я побежал к воротам, заранее понимая, что мне тоже достанется. Самое главное молчать и терпеть. Все-таки пройти в порт легче, чем из него выйти. Входящих не досматривают и не прощупывают заклятьями. Для отъезжающих не предусмотрена пошлина. А тем, что не приносит прибыли, маги заниматься не любят.

Подкравшись, я попробовал проскочить незамеченным, но, увы. С моими теперешними габаритами остаться необнаруженным не удалось.

— Сегодня праздник уродов! Так и прут один за одним.

— Смотри, какой важный! — подхватил второй.

— Чего так надулся? — взвизгнул первый. — Самый главный оборотень, что ли?

Надрываясь над собственной шуткой, он согнулся пополам.

— Куда идешь, набухший? — усмехнулся первый.

Я испугался. Если скажу, что направляюсь к капитану Джо, то спросят зачем. Что я отвечу? Нельзя говорить про капитана Джо, фарцовщик надежный товар сам бы передал. Я сильнее сжал кулак. Одно хорошо, в моей, ставшей огромной, ладони коробочку незаметно.

— К дяде. — сдавленным голосом прошипел я.

— Надо же! Чего-то я твоих родственников в порту не видел!

Второй снова заржал.

— Так что за дядя, пухлый?

— Мастер Оливье!

Второй поперхнулся смехом.

— А не брешешь? — зло прокаркал он.

Я помотал головой, ошейник мешал говорить.

— Смотри упитанный, проверим. — сказал первый.

Я, молча, прошел через ворота с ужасом ожидая включения, почуявших коробочку, защитных заклинаний. Пронесло!

Я посмотрел на причальные столбы. Пятидесятый. Драный архимаг, надо бежать в самое начало. Припустив вперед, я еще несколько мгновений слышал различные эпитеты о своем раздувшемся теле.

Корабли мелькали перед глазами маленькие и большие. Многопалубные, прогулочные лайнеры, катера и жалкие торговые посудины с ближних берегов. На мачтах богатых парусников висели огромные воздушные кристаллы, на маленьких бедных суденышках водяные обереги.

Десятый, восьмой. Еще немного. Четвертый. Я прочистил горло.

Передо мной, во всем великолепии, качался на волнах новенький фрегат. На корме, в лучах заходящего солнца, блестел воздушный кристалл размером с мою голову. С таким доплывешь до любого из тридцати миров.

У спущенного трапа скучал пожилой боцман. Раскуривая горбатую трубку, он с легким интересом рассматривал меня.

— Капитан Джо? — прохрипел я.

— Ушел.

Я не смог спросить, только мотнул головой, мол куда.

— Поглотитель его знает. — в сердцах бросил боцман. — Второй день по кабакам шляется.

Я замер.

— Завтра приходи, перекидыш. Сегодня, даже если вернется, все равно на карачках приползет.