– Это не я, – стала защищаться Полисена. Но ей не хотелось выдавать счастливого влюбленного. – По дороге я видела какую-то тень, отбегавшую в заросли. Наверное, благодетель, пожелавший остаться неизвестным.

– И что это тебе в таком случае понадобилось посреди ночи? Ты разве не знаешь, что девочкам твоего возраста опасно разгуливать в одиночку?

– Мне нужно поговорить с игуменьей.

– Так срочно, что не можешь подождать до утра?

– Очень и очень срочно.

– Ну ладно. Тогда пойду позову ее. К счастью, она не спит, а молится в часовне о душах усопших. Иди подожди ее в приемной.

Матушка привратница сунула ей в руки поросенка, подтолкнула в большую пустую комнату и ушла.

В стене приемной было окошко, забранное частой-частой решеткой. Сбоку виднелся цилиндр – поменьше, чем тот, что снаружи, – на который посетители монахинь клали свои дары: фрукты, яйца, птицу, муку, масло – в благодарность за советы, которые те им давали.

«Надо было, наверное, принести игуменье что-нибудь в подарок», – Полисена почувствовала себя неловко. Не мешало бы немного привести себя в порядок, пригладить смятую юбку, поправить растрепавшиеся волосы… Но она не решалась опустить на пол поросенка, который наконец-то успокоился и энергично сосал ее палец.

Комната была освещена лишь небольшой масляной лампой, подвешенной на вделанный в стену крючок.

Из-за решетки послышался шорох, и немного хриплый голос спросил:

– Что я могу для тебя сделать, девочка?

– Сказать правду, – ответила Полисена.

– Я всегда говорю правду. Все должны говорить правду. Что же ты хочешь узнать?

– Меня зовут Полисена. Мне одиннадцать лет, и вплоть до сегодняшнего дня я считала себя старшей дочерью купца Виери Доброттини. Но сегодня вечером Серафима, аптекарская дочка, сказала, что купец со своей женой ходил забирать меня в монастырь, куда меня подкинули. Это правда?

За решеткой послышался глубокий вздох.

– Правда ли это? – повторила Полисена, сжимая изо всех сил поросенка.

– Это правда, – наконец промолвила игуменья.

У Полисены побежали по коже мурашки, она покрылась холодным потом.

– Кто же меня сюда принес? – едва слышно произнесла она. – Кто мои настоящие родители?

– Вот этого я не знаю, – ответила Игуменья. – Но ты была завернута в какое-то странное одеяло, а рядом с тобой на пороге монастыря лежала шкатулка с кое-какими предметами. Я все сохранила, хотя и надеялась, что они тебе никогда не понадобятся.

– Почему же купец и его жена ничего мне о них не рассказали? – с возмущением спросила Полисена.

– Потому что они сами об этом ничего не знали и не знают. Я им ничего не показывала. Да и зачем? Они с первой же минуты стали считать тебя своей дочерью и полюбили тебя, как дочь. У них не было ни нужды, ни желания искать тебе других родителей.

– Но я могла быть королевской дочерью!

– Или дочерью нищего. Твое счастье, что ты выросла в этой семье. Они любят тебя. Они никогда ни в чем тебе не отказывали…

– И все же я хочу найти своих настоящих родителей.

– Это твое право. Но трудная задача.

– У меня все получится, я уверена.

– Ну хорошо. Подожди минутку, пойду принесу одеяло и шкатулку.

Полисена слышала удаляющиеся шаги старушки. Сердце ее бешено стучало. Еще немного – и она увидит наконец вытканные золотом пеленки, треснувший медальон, королевскую печать… Но к ее возбуждению примешивалась какая-то глухая боль, будто от только что полученного удара, от которого болит не сразу.

Это была мысль о том, что Виери и Джиневра Доброттини теперь уже точно не ее родители, а Ипполита и Петронилла – не сестры… Именно уверенность, а не подозрение, уверенность, ставшая неоспоримой после слов святой игуменьи, поселило в ней чувство одиночества, она теперь совсем одна в этом мире, почти невидимая, несмотря на эйфорию грандиозных надежд.

– Вот они! – сказала игуменья, поворачивая цилиндр. Полисена увидела в нише какую-то темную вязаную тряпку, сложенную в несколько раз, и маленькую кожаную шкатулку с протертыми уголками. Она хотела взять их, но обе руки были заняты поросенком.

Из-за решетки донесся хрипловатый смешок:

– А этого громоздкого зверя ты принесла мне в подарок?

– Да, это вам в подарок, но не от меня. Куда его положить? – Полисене не терпелось поскорее осмотреть свои новые сокровища.

– Поставь его на пол. Он привязался к тебе и не уйдет далеко.

Полисена послушалась, затем жадно схватила шкатулку.

– Подожди, не открывай, – посоветовала игуменья. – Я приказала сестре Зелинде приготовить тебе ночлег в одной из наших келий. Там ты сможешь не спеша все осмотреть, когда останешься наедине с собой. А мне пора назад в часовню, на молитву. Спокойной ночи.

– А как же поросенок? Как вам отдать его? Он же ваш. Давайте я положу его в цилиндр!

– Не надо, оставь себе. Пусть это будет моим подарком. Тебе предстоит долгий путь, так что деньги будут очень кстати. Продашь его на первой же ферме, что попадется на пути. Удачи тебе.

– Большое вам спасибо, – сказала Полисена, которая не забыла о хороших манерах. Но ее никто не услышал, так как старая игуменья уже ушла.

Оказавшись одна в маленькой монашеской келье, Полисена бросилась открывать шкатулку. Сестра Зелинда оставила чашку молока, немного хлеба и огарок свечи, от которой исходил слабый дрожащий свет. Она поставила все это в углубление в стене, потому что единственной мебелью в келье была узкая и жесткая койка, едва прикрытая драным одеялом. На эту койку Полисена положила свое сокровище, в то время как поросенок бродил по комнате, обнюхивая все углы и постоянно возвращаясь к девочке, чтобы потереться о ее ноги.

Уже держа ее в руках, Полисена заметила, что шкатулка была почти невесомая, но когда открыла, то при колеблющемся свете ей поначалу показалось, что она пуста. Потом на дне шкатулки увидела несколько предметов, осторожно вытащила их и разложила в ряд на одеяле.

Они совсем не были похожи на то, что она ожидала там найти; никаких кружевных пеленок, никаких медальонов и драгоценностей и даже свитков с тайнописью. Единственным, что могло иметь отдаленное отношение к родовым знакам, о которых Полисена читала в книгах, была коралловая подвеска в виде рыбки, скудно отделанная серебром. На первый взгляд она казалась обыкновенным талисманом в форме рожка, но приглядевшись получше, Полисена поняла, что это именно рыбка. Голова, плавники, хвост были тщательно вырезаны на куске красивого блестящего коралла ярко-красного цвета. Но сколько ни приближала его Полисена к пламени свечи, сколько ни напрягала зрение, ей не удалось обнаружить на нем ни даты, ни какой-нибудь надписи, вообще ни одной буквы или знака, по которым можно было бы определить место, время или имя человека.