Таня сияла, как начищенный пятак, — Первое. Как ты полагаешь, 'аненербе' всегда строило по полгода бетонку, чтобы просто прийти в какое-нибудь подземелье и убедиться, что там ничего нет? Второе. Если бы здесь было нечто, что можно унести с собой, стали бы они строить бетонку? Третье. Ты обратил внимание на стены этого зала? Мы в пирамиде!

И действительно, скошенные стены говорили о том, что он мог быть одним из верхних этажей гигантской подземной пирамиды.

— И в пятых, — продолжала Татьяна, — посмотри себе под ноги.

Мы синхронно посветили фонариками на пол и прямо под ногами Димы увидели узкую квадратную щель.

— Люк вниз? Еще один этаж? Вот это уже интересно!

— Ребята, а ведь у матросов-то наших не было фонариков! В лучшем случае — свечки. Не могли они заметить этот люк, вниз они не спускались! А немцы нашли!

Я взял большой туристский нож и попытался поддеть люк. Не пошел. Поддел сильнее — чуть сдвинулся. Дима подцепил своим ножом рядом, дернули вместе — и крышка приподнялась над полом. Внизу было тихо и сухо. Непривычное ощущение для Севастопольских подземелий, практически везде влажно, воняет сыростью, что-то капает… Посветили фонариком вниз — пустой зал размером побольше нашего. Люка в центре не было. У меня мелькнула догадка, и она оказалась правильной — четыре люка были расположены в четырех углах зала. Я готов был поспорить, что под ними еще четыре таких-же комнаты. И так далее…

— Братцы, я предлагаю вернуться. Тут, чтобы все облазить, действительно серьезная экспедиция нужна. Поднимем людей, спонсоров найдем, археологов их Херсонеса позовем — и поймем что-нибудь. За пару часов тут ничего не сделаешь.

— Да, верно. Пошли отсюда, братцы.

— Ребята, погодите, — Татьяна была странно сосредоточена, все время, пока мы висели в нижнем люке, она о чем-то думала. Смотрите, мы ведь не в вершине пирамиды, мы в ее середине, так? Потолок ведь плоский. Значит, есть этаж не только ниже нас, но и выше. И если дедушка писал, что здесь что-то есть, а вниз он спуститься не мог — значит, это 'что-то' лежит на верхнем этаже!

— А как ты наверх попадешь, там люка не видно. Да и зацепить веревку не за что даже!

— А как мы сюда попали? Сбоку! Надо осмотреть колодец, может есть еще один ход на уровне 'первого' этажа…

— Предлагаю так: возвращаемся к колодцу, начинаем подъем. Если найдем еще один горизонтальный шурф — хорошо. Нет — возвращаемся наверх.

5

Странное это было место. Неприятное даже для меня, многие подземелья исходившего… Почему Таня чувствует здесь себя как дома — загадка. И думает за всех четверых, а мы ее чайником считали.

Я даже удивился, когда застал нашу веревку в вертикальном колодце. Небеса не разверзлись, вверху был виден круг света, веревка была на месте. Но мне чертовски хотелось бежать отсюда, бежать без оглядки. Только вот как скажешь об этом девушке, которая тебе нравится и смотрит на тебя с надеждой?

— Оля, что-то ты совсем притихла?

— Да как-то не по себе мне, ребятки. Что-то тут не то. Сколько мы тут времени находимся? Полчаса, от силы. А ощущение… Как будто уже неделю по этому коридору ходим. Полезли наверх скорее.

— Игорь, ты как?

— Я предлагаю всем подняться наверх — отдохнуть, перекусить. А потом — вернуться вниз, поискать вход на первый этаж. Таня?

— Ну давайте, только мне все равно интересно, что там.

— Хорошо, полезли. Поднимаемся по одному. Первым — Димон, за ним — девушки, я — замыкающий.

Когда Димон и Оля уже поднялись на поверхность, наступила очередь Тани. Она взялась за веревку, отталкивалась ногами от стен, а Дима вытягивал ее потихоньку. Все шло хорошо, пока она не достигла середины колодца. Таня честно пыхтела и скреблась по веревке, Дима честно пыхтел наверху, пытаясь ее вытащить. Но результат был нулевой — она не сдвинулась ни на сантиметр!

— Танюша! Что случилось?

— Не знаю, как будто преграда какая-то. Чуть ниже опущусь — и могу ползти вверх. А здесь — тело тяжестью наливается, как будто меня десять человек держат, не дают дальше ползти. И Дима тащить не может! Игорь, что делать?

— Так, спокойно. Ты можешь держаться одной рукой, попробуй.

— Да, могу, только не долго.

— Хорошо, у тебя есть с собой что-нибудь, чем можно рисовать на камне. Или нацарапать…

— В кармане — тюбик с мазью. Пойдет?

— Да, попробуй оставить отметку на камне и спускайся.

Таня извернулась, вытащила из кармана куртки тюбик, зубами открутила крышечку и выдавила мазь на стену колодца. Дима аккуратно стравил веревку вниз и опустил ее на дно. После этого я сам полез наверх, спокойно миновал отметку и спокойно спустился вниз.

— Я поняла, — Несмотря на странные события, Таня заметно повеселела, — он меня не хочет отпускать! Вас всех выпускает свободно, а меня — держит.

— Кто?

— Не знаю, назовем его 'форт'. Хозяин пирамиды или сама пирамида…

— Фантастика какая-то. Может, еще раз попробуешь?

— Давай, только не отпустит он меня.

Для надежности я обвязал Таню веревкой, а Дима с Олей тащили ее наверх. Все было прекрасно, пока ее голова не поравнялась с отметкой на стене. Тупик. Таню опустили вниз. Она была в прекрасном настроение, чего нельзя сказать обо мне — каждая следующая минута нахождения в колодце ухудшала самочувствие — кружилась голова, подкашивались ноги. Надо было принимать решение.

— Хорошо, давай думать. Первое. Тебя одну здесь оставлять нельзя, значит, я остаюсь с тобой. Второе. Неизвестно, сколько мы тут просидим. Сейчас попрошу Диму опустить рюкзаки с едой, консервами и снаряжением. Третье — я не могу найти рациональное объяснение тому, что происходит. Но я могу принять это как факт. Подняться по колодцу ты не можешь. Что еще? Идти вниз, на нижние этажи — глупо, там выхода не может быть. Искать проход в вершину пирамиды? А что это нам даст?

— Ты еще не понял? Он хочет мне что-то показать, поэтому не отпускает меня. Если бы он хотел, чтобы я пошла вниз, к примеру — не выпустил бы из зала, где мы были. А если не выпускает из колодца, причем — из середины колодца — значит там и нужно искать дверь на первый этаж, туда и надо идти!

— Вот за что ты мне нравишься, так это за рассудительность! Все, что ты сказала — логично, если считать, что пирамидой управляет некий разум или достаточно гибкий автомат. Впрочем, других предположений у меня нет…

— Вот и славно, тогда я