«О Мать-Гора, за что?! Умоляю, помоги! Дай мне ещё раз увидеть моих детей! О Мать-Гора!»

— Понимаю.

— Хорошо. Намган, я странствую по горам уже шестнадцать лет, ища то, что упало с небес три века назад. Это был посох, Намган, великий волшебный посох, Опора Сильных. Мой наставник, господин и бог приказал мне найти этот артефакт. А вот и вопрос, который я уже задал тысячам живых существ за время поисков: знаешь ли ты, где мне искать его?

— Нет.

Призрачный вздох.

— Как жаль. Я был готов оставить тебе…

— Но я слышал во время странствий, что три века назад с небес упало огненное копьё. Один старый бродяга поведал мне это.

Алый уголёк разгорелся в глазнице мертвеца.

— Где?

— Уединённое местечко в глубине Чёрных гор, где всегда жарко, бьют из-под земли кипящие воды и озёра невиданной красы пожирают каждого, входящего в них.

— Фумаролы, — тихо проговорил человек, — гидротермы, серная кислота…

— Бродяга работал там, собирал серу для продажи. Местные рассказывали, что три века назад в одну ночь небо осветилось и низвергло огненный росчерк. Ещё долго в краю едких озёр, на недоступном островке они могли видеть пылающий стержень, торчавший из земли. Потом он погас.

— Его достали?

— Никак. Жар, кислотные гейзеры, воздух, убивающий при едином вдохе, — ответил Намган спокойно, пока душа его кричала от ужаса.

Волнение мертвеца настолько усилилось, что даже стало слышно дыхание одинокого лёгкого. Чёрные горы, — глубинная внутренняя область Дымных гор, где жили огненные гномы. Одна из самых многочисленных народностей, миллионы душ, обитавшие в жерлах дремлющих вулканов.

— Знаешь, Намган, я — великий колдун, черпающий силу из самой Тьмы, которая поглощает. Но даже мне порой нужен тонкий лучик надежды. Ведь надежда, — единственное, что продолжает сверкать во Тьме. Пусть и урывками.

Рогатый змей, свисавший с балки, пришёл в движение, стал спускаться, не отрывая властного взора от добычи. Его пасть раскрывалась всё шире… пока человек вдруг не ударил чудовище. Оно изогнулось, направив острую голову на хозяина, свирепо зашипело, но получило новый удар и вынуждено было подчиниться.

— Спасибо, Намган, — тихо говорил человек.

Змей опустил голову на плечо хозяина, он спускался, становясь всё меньше, всё тоньше, пока не обратился маленьким аспидом. Изогнувшись, фамильяр целиком заполз под вуаль.

— Ты можешь запомнить, что сегодня навлёк смерть на нескольких ни в чём неповинных гномов, Намган. А можешь запомнить, что сегодня сама Тьма не смогла поглотить тебя. Смотри на всё… со светлой стороны.

Три выдоха, — смех.

Колдун похромал наружу, в снегопад, прошёл по двору. Он вскинул руку и на мгновение длинное чёрное щупальце материализовалось в реальности мира, чтобы сокрушить каменные врата. Из темноты донёсся тонкий свист, призвавший пустоглазых следовать за господином, а в опустевшей башне остался один только Намган.

Маленький гном сидел на коленях в озере густой крови, и рыдал, пряча лицо в ладонях.

На юге континента есть обширный край лесов, древний как сам Валемар. Имя тому краю Лонтиль, и некогда был он домом первым богов мира. Ныне боги те большей частью забыты, их чудовищные дети изгнаны из священных лесов, а край принадлежит уленвари, — свободным эльфам запада.

Во времена Пятой Эпохи оные эльфы, бывшие рабы, приплыли к берегам Лонтиля и основали своё королевство. Ценой великой крови держава расширилась, уленвари захватили сердце лесов, — Колыбель Богов, первый кромлех; а также великий ясень-исполин, что рос посреди него. Там был коронован на владычество Арнадон, эльфийский повелитель, Рогатый Царь Лесов. Там же заложили столицу эльфийской державы, великий город Аскариат[2], названный в честь дерева, на чьих ветвях возвысились его дворцы.

С тех пор минуло больше десяти тысяч лет, Арнадон Освободитель всё ещё владел судьбами своего народа и правил из своей столицы, а на юге Вестеррайха не было силы превосходившей гордый Лонтиль.

Стоял год одна тысяча шестьсот сорок восьмой Этой Эпохи, в жаркую летнюю ночь по Аскариату кралась тень. Она скользила по улицам-ветвям, подрагивая в свете чародейских ламп, паривших тут и там. Неслышно ползла мимо беседок и веранд, где эльфы упражнялись в высших дисциплинах или отдыхали. Тень замирала, когда рядом оказывался какой-нибудь чародей, а потом вновь кралась дальше незамеченная. Она стремилась в ту часть кроны, где эльфы не жили и не было даже света.

Слившись с теменью, тень долго не двигалась, совершенно незримая в царстве шелестевшей листвы. Она нащупывала, готовилась. Тёплый ветерок разгуливал по кроне, а голоса бессмертных звучали издалека, почти бесплотные в душном воздухе. Наконец, тень собралась с силами и совершила рывок. Она пронзила собою как стрелой незримую, неосязаемую стену и замерла, ослеплённая светом.

В той части кроны, сокрытый могущественными чарами, стоял павильон живых лоз. Изнутри сквозь хрустальные окна лилось сияние немыслимой чистоты, которое испугало тень, почти стёрло её. Дальше незамеченной было не пробраться.

Павильон сторожили трое, — высокие эльфы-чародеи дома Филина, чьи посохи-секиры были преисполнены магической мощи, а глаза пылали индиговым пламенем гурханы[3]. Ничто не могло укрыться от их всепронзающих взглядов, и лишь только тень вторглась внутрь сферы, как стражи заметили её. Следовало действовать быстро. Тень метнулась острым копьём, но расплескалась о магический барьер; волшебная чёрная ткань порвалась и лазутчик, что крылся под ней, раскрылся.

Как только чародеи увидели поджарый чёрный силуэт без лица, — подняли посохи, чтобы вымарать его с картины мироздания. Тот же выхватил из-за спины пороховой пистолет и дёрнул за спусковой крючок. В дыму и искрах ствол изрыгнул пулю, отлитую из чистого керберита, которая легко прошла сквозь чародейский щит и ударила одного из Филинов в нижнюю часть лица. Его бессмертие оборвалось.

Другие двое осознали происшедшее в долю мгновения, и потому, когда громыхнули ещё два выстрела, они уклонились от смертельного металла. Лазутчик метнулся сквозь ажурные врата павильона, едва не опередив выпущенные им же пули и в следующее мгновение свет внутри погас. Вор бросился обратно, сжимая в руке небольшой мешочек, и едва не погиб, натолкнувшись на сплетение губительных чар. Волной темноты он ускользнул от боевых заклинаний и пустился в побег.

Лазутчик вырвался из сферы в горячую ночь, и стремительным росчерком темноты заскользил по ветвям царственного ясеня, а за спиной уже звучал, нарастая, гул. По всему Аскариату оживал чародейский набат, возвещавший о закрытии столицы и переходе ея на военное положение; вспыхивали во всю мощь светильники, эльфы бросали дела и, вооружившись, бежали к оплотам воинских подразделений, чтобы стать под командование своих асхаров.