Каждый шаг давался с трудом. В груди нарастала тупая боль. «Нет, так просто я не сдамся, — мысленно обратился он к ненавистной смерти, — мне еще нужно время, и я его у тебя выиграю во что бы то ни стало! А потом мы с тобой доиграем партию, и я готов буду признать себя побежденным».

В памяти вдруг всплыло худое лицо школьного учителя математики дона Альфонсо. Тощий-претощий — засаленная сутана болталась на нем, как на вешалке, — дон Альфонсо был помешан на возведении в степень, и горе тому, кто не отвечал без запинки на его вопросы.

— Двенадцать в квадрате, — выпаливал учитель, и, если не ответишь, получаешь увесистый подзатыльник. Когда дон Альфонсо замахивался, его сутана приходила в движение, распространяя затхлый запах лежалого сыра. Потом дон Альфонсо заболел и слег, и однажды Джованни решил его навестить. Поднявшись по лестнице на самую верхотуру, он на цыпочках вошел в комнату — и испугался: дон Альфонсо еще больше похудел, лицо пожелтело, черты обострились. Лежа на несвежей постели, он смотрел невидящим взглядом куда-то вдаль и мерными движениями большого и указательного пальца перебирал воображаемые четки.

— Кто ты? — не сразу спросил он, не глядя на мальчика.

— Джованни Ровести.

— Сколько будет тридцать семь в квадрате? — произнес старик, с трудом шевеля бескровными губами.

Джованни так растерялся, что его не слушался язык, и старик хотел ударить молчавшего ученика, однако непослушная рука осталась неподвижно лежать поверх одеяла.

— Благодари бога, что я умираю, — прошептал дон Альфонсо, — а то бы тебе несдобровать.

От волнения учитель начал задыхаться.

— Может, позвать кого-нибудь? — испуганно спросил Джованни.

— Никто мне не нужен, — с трудом выговаривая слова, ответил дон Альфонсо. — Я должен остаться со смертью один на один… Поверь, бороться я буду до конца, хотя знаю… победа всегда за ней.

«Победа всегда за ней», — мысленно повторил Ровести, медленно направляясь к калитке.

Постепенно боль в груди начала проходить. Почувствовав неожиданный прилив сил, издатель ускорил шаг, и последние метры дались ему почти без труда.

Кованая калитка, точно изящная ажурная застежка, стягивала концы опоясывающей сад глухой каменной стены. Гость уже ждал, стоя под тусклым фонарем. Он был молод, не старше тридцати. Великолепно сшитый льняной костюм голубого цвета подчеркивал стройность его спортивной фигуры. В руках молодой человек держал небольшой чемоданчик из черной кожи.

— Здравствуй, Паоло! — Старик отпер калитку и протянул молодому человеку руку.

Пожимая ее, молодой человек улыбнулся.

«Улыбка, как у матери», — мелькнуло в голове у Ровести, и перед глазами возникла юная Флора Монтекки, подарившая ему когда-то короткое, но незабываемое счастье. Усилием воли он отогнал несвоевременные воспоминания и вернул себя к действительности: свидание с Паоло было для него сейчас важнее всего на свете.

Ровести хотел взять чемоданчик, но Паоло не позволил.

— Нет, я сам, для вас это тяжело, — как бы извиняясь, объяснил он.

— Ты прав, мой мальчик, — со вздохом согласился Ровести и, закрыв калитку, взял Паоло под руку.

Собаки обнюхали незнакомца и вопросительно посмотрели на хозяина.

— На место! — приказал тот, и собаки побрели в глубь сада.

Мужчины вошли в прохладный дом.

— Надсмотрщица спит, — не без ехидства шепнул старик, имея в виду медсестру Лотту. — Все спят.

Комнаты его камердинера Оттавио и бессменной кухарки Эстер находились в другом конце дома.

Предвосхищая вопрос гостя, Ровести объяснил:

— Мои на Сардинии. Скорее всего в Порто-Ротондо, на яхте, а может, на вилле в Порто-Черво. Или в Понце. Или, например, в Стрезе. Для них главное — быть на виду. Ну а я тут один, — в его голосе послышалась горечь. — Правда, под присмотром верных, заботливых слуг.

Старик поднял глаза — в них играли искорки смеха. Он умолчал о своей любимице — десятилетней внучке Марии Карлотте, которую невестка прислала в Милан на несколько дней по его просьбе.

Паоло с восхищением смотрел на старика: высокий, сухощавый, прямой, с живыми умными глазами, он казался ему по-настоящему красивым. Ровести опустился в кресло у небольшого стола, на котором стоял со вкусом подобранный букет — тронутые увяданием лилии и лиловые ирисы. Паоло Монтекки подал ему чемоданчик, и старик любовно погладил его блестящую поверхность.

— Рассказывай, — думая о своем, потребовал Ровести и жестом пригласил гостя сесть в кресло напротив.

— Все вышло так, как вы говорили, — ответил Паоло, садясь. — Кортезини был на месте, каждый камень при мне проверил, ни одного не пропустил.

Ровести набрал комбинацию цифр на замке, и крышка поднялась, явив взгляду сказочное великолепие. В чемоданчике, обитом изнутри черной замшей, лежали «непобедимые», как их называли греки, — самые твердые минералы, кристаллические углероды с наивысшей степенью лучепреломления, камни, по праву считавшиеся лучшими из лучших. В чемоданчике лежали, сверкая и переливаясь, самые чистые, безукоризненные бриллианты на тысячу миллиардов лир. Ровести не мог оторвать от них глаз, и, хотя на лице не дрогнул ни единый мускул, сердце учащенно забилось. «Держись, — сказал он себе, — цель уже близка». Только закрыв крышку и набрав шифр, он наконец снова посмотрел на Паоло.

— Спасибо тебе.

— Это я вас должен благодарить, вы для меня столько сделали!

Паоло Монтекки начинал свою карьеру простым корректором в издательстве «Ровести», потом некоторое время работал в отделе оформления и в конце концов стал влиятельным журналистом. Ровести следил за его успехами, искренне восхищаясь талантом Паоло и втайне оказывая ему поддержку. Обладая удивительным профессиональным чутьем, Паоло точно знал, чего ждет от него читатель, но никогда не опускался до того, чтобы идти у читателя на поводу.

— Я рассчитываю на твое молчание, — глядя в глаза молодому человеку, сказал старый издатель.

— Будьте спокойны, я умею молчать, — заверил его Паоло.

Он не сомневался, что приходится Джованни Ровести сыном, хотя и носит другую фамилию. К этому выводу он пришел в результате нехитрых расчетов: сопоставил время романа своей матери, Флоры Монтекки, с Ровести и дату собственного рождения. Все совпадало, никаких сомнений. Сам Джованни Ровести, не имевший, как и Паоло, никаких доказательств, тоже верил в их родство. Ему было приятно думать, что талантливый, умный, энергичный Паоло — его сын, дитя недолгой, но прекрасной любви его и Флоры. Потому и отвел ему при разработке плана, который торопился претворить в жизнь, одну из ключевых ролей. Впоследствии — Ровести не сомневался — Паоло наравне с другими будет участвовать в «охоте за сокровищами», имея все шансы стать победителем.

— Ну, тебе пора, — сказал старый издатель. — Не хочу, чтобы нас видели вместе. Очень тебе благодарен, ты выполнил задачу, связанную с заключительным этапом одной чрезвычайно важной операции.