Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждые выходные ты спишь с Марти в спальне, которая примыкает к мастерской. Матрас лежит прямо на полу, без каркаса или пружинной сетки. Иногда тебе кажется, будто ты лежишь на незаконченной картине. Странное, но приятное чувство. Возможно, оно будет сопровождать тебя всю следующую неделю учебы в Государственном университете Джорджии.
Одним благостным утром ты просыпаешься и видишь, что тело Марти украшено узором из схематичных синих цветов: один на шее, на груди еще несколько и целый букет цвета индиго на молочно-белой равнине живота. Ты таращишься на нее в хмельном изумлении. Женщина, на которой ты собираешься жениться, за ночь превратилась в арабеску из волнующих цветочных синяков.
А потом ты видишь кота: соседский перс, Ромео, прислонился к стене в углу, пузом наружу. Так похож на маленького мохнатого человечка в мягком кресле, что ты смеешься. Марти начинает ворочаться. Ромео прихорашивается. Очевидно, он проник внутрь через окно мастерской, прошелся по «Сердцу магнолии в синих тонах», а потом зашел в спальню и осквернил Марти.
Моя будущая жена похожа на обои эпохи декаданса, размышляешь ты, целомудренно целуя ее в один из цветочных отпечатков лапы.
Ты спишь на улице. Носишь одну и ту же вонючую одежду много дней подряд. Уже много месяцев не принимаешь галоперидол. Может, ты сейчас и не в Атланте, а в Лиме, в Стамбуле, в Бомбее? Черт побери, да хоть усыпанный булыжниками лунный кратер! Ты волочишься с места на место, подобно зомби, и люди, у которых ты клянчишь бургеры, мелочь, жетоны на метро, старые газеты, — они не более материальны, чем ты; они столь же бесплотны для тебя, как ты для них. Возможно, они все голограммы. Или призраки. Вполне может быть, что они — человекоподобные роботы, запрограммированные на то, чтобы держать тебя в грязи и голоде. Они заставляют тебя поступать тем или иным образом, пользуясь пультами управления, которые замаскированы под наручные часы и брелки для ключей.
Кошки значат для тебя больше, чем люди. (Люди, возможно, и не люди даже.) Коты тоже стремятся выжить, они способны вынюхать азотосодержащие вещества за несколько кварталов отсюда. Еда.
Ты следуешь за троицей щуплых кошек по проспекту Понсе де Леона и приходишь к заднему входу в рыбный ресторан. Бак так и ломится от жирной оберточной бумаги и прочих питательных отходов. Пока ты балансируешь на перевернутом контейнере, небрежно копаясь в объедках и выбирая лучшие, кошки важно прохаживаются по окрестным грудам мусора.
В восьмом кабинете, если считать от лаборатории Остина, мистер Петти преподает английский студентам предпоследнего курса. Поэзия. Он шагает по комнате, точно актер в роли Гамлета, даже когда читает какую-нибудь тупость из Огдена Нэша, или убогое, плоское богохульство Ферлингетти, или какой-нибудь загадочный обрубок, сотворенный Карлосом Уильямсом.
Произведение Уильямса было посвящено кошке, которая вскарабкалась на шифоньер («вареньешкаф», по слову автора) и наступила в цветочный горшок. Но на самом деле, вещает мистер Петти, дело тут в образе, который Уильям создал, выбирая нарочито простые слова. Никто с ним не соглашается; все считают, что это даже и не стихи вовсе. Это даже в меньшей степени стихи, чем опус Карла Сэндберга про туман, который ступает — Боже упаси! — маленькими кошачьими лапками. Там хоть метафоры есть.
А тебе понравилось. Ты словно видишь кошку, которая осторожно наступает в горшок. В следующий раз на занятиях у Остина ты пытаешься реабилитироваться: стоя у секционного стола, рассказываешь стишок Памеле ван Рин, Джесси Фей Калверу, Кэти Маржено и Синтии Спайви.
Тренер Остин, тряся головой, просит тебя повторить строки, чтобы и он потом смог их рассказать. Удивительно.
— Кошки — пальцеходящие животные, — говорит он группе. — Это значит, что они ходят на пальцах. Пальцеходящие.
Синтия Спайви ловит твой взгляд. «Ничего себе неженка, — шепчет она. — Кто бы мог подумать?»
— В отличие от собак и лошадей, — продолжает тренер Остин, — кошка ходит, переставляя лапы сначала с одной стороны туловища, а потом с другой. Кроме нее, так делают только два других животных: верблюд и жираф.
А еще безумные голые существа в период гона, думаешь ты, пристально глядя на губы Синтии. Интересно, а бывали ли дикие дети, выросшие среди снежных барсов или ягуаров…
Тай-Тай заболевает инфекцией мочевыводящих путей. Когда ему надо пописать, он ищет мамашу — она полет сорняки или вешает белье на заднем дворе — и присаживается, чтобы показать: нет, у меня не получается. Через пару дней мама понимает, в чем дело. Вы отвозите Тай-Тая к ветеринару.
Мама работает официанткой в забегаловке «У Дэнни» рядом с автострадой. И денег на операцию по устранению непроходимости (распространенная проблема у сиамских котов) ей не хватает. Она предлагает тебе помочь ей на работе либо на несколько месяцев поступиться карманными деньгами. Ты молча обнимаешь ее, соглашаясь: единственное, что сейчас важно — это помочь Тай-Таю. Операция проходит хорошо, но на следующий день ветеринар сообщает вам по телефону, что ночью Таю стало плохо, и к утру он умер.
Шоколадно-серебристое тельце посередине перетянуто бинтом, точно на Тай-Тая надели седло.
Хоронишь его ты, потому что у мамы рука бы не поднялась. Ты кладешь его в картонную коробку, как раз по размеру для сиамца, роешь ямку под остролистом на заднем дворе и провожаешь кота в последний путь, похлопав лопатой по холмику и помолившись. Молитва состоит из одного слова «пожалуйста», которое ты все повторяешь и повторяешь горестно.
Через два или три месяца ты возвращаешься домой и видишь во дворе свору собак. Они откопали Тай-Тая. Ты гонишь собак прочь. Бежишь, от ярости пригибаясь к земле, и визгливо орешь на них. От Тая остались лишь спутанная шерсть да торчащие кости. Лучше всего сохранилась тугая повязка: она не дает развалиться остову, в котором кишат личинки.
Это не Тай, говоришь ты себе. Я давным-давно закопал Тая, и это не он.
Ты относишь останки, завернутые в редакторскую статью журнала «Атланта Конститьюшн», и резким равнодушным жестом кидаешь в мусорный бак. Они падают с глухим стуком. Мусорщики приедут уже завтра.
Воскресным мартовским днем ты стоишь среди двухсот других бездомных на входе в методистскую благотворительную столовую, что рядом с капитолием штата. Моросит. Худая, но суровая на вид молодая женщина в джинсах и свитере (волосы ее темными прядями падают со лба) раздает
