Мимо моего уха проносится пуля, попадающая в запястье архиврага. Его рука падает. Он поднимает обрубок руки к шлему, не веря в произошедшее.

— Прими смерть. Это конец твоей жизни, — огрызаюсь я, вгоняя меч в его основное сердце.

Я даю его трупу упасть, и вымотано падаю на одно колено.

— Сангвиний благослови твою меткость, — шепчу я благодарность Эширосу, смотря на балкон. Только он мог так стрелять. Я с трудом поднимаюсь и опираюсь на выгоревшую бочку.

— Сколько? — спрашиваю я у Кофи по воксу.

— Слишком много.

Я сглатываю комок ярости и оглядываюсь. Шторм прекратился, и комната снова погрузилась во тьму. Запах смерти становится удушливым. Пол скользит от крови. Сержант Кофи распределяет отделения, а оружие перезаряжается и готовится к бою.

Я слушаю, как дождевая вода отскакивает от металлических прессов, надеясь на мгновение спокойствия, но не нахожу его. Мой разум изменяет звуки, наполняя слух стрельбой, мерным ритмом противовоздушного огня и ускоряющегося стрекота автопушек. Мои сердца бьются в груди, готовые продолжить сражаться. Вздохнув, я поднимаюсь на ноги.

Девять неккарийцев покончили жизнь самоубийством. Ещё десяток хныкал как младенцы, трясясь в позе эмбриона от накатившего страха. Остальные беспомощно смотрели и молились Императору, смотря за тем, как Расчленители готовились уходить.

— Поднимайся на борт, капеллан. — Голос Сета был похож на рев цепного меча.

— Нет, — ответил Апполлус. — Мы не можем просто так уйти.

— Мы можем и мы должны.

— Ты забыл о том, что там Темель и остальные?

— Я осведомлен о расстановке наших сил.

— И ты всё равно уходишь?

— Я уже говорил тебе. Эта новая угроза настолько велика, что Кровавые Ангелы не справятся в одиночку.

— Данте стоит позвать, а ты уже бежишь.

Сет зарычал и шагнул вперед, прижав лоб ко лбу Апполлуса.

— Только то, что мы сражаемся вместе уже многие годы, брат, только вместе пролитая кровь сохранили сейчас твою жизнь. — Сет сжал кулаки. — Клянусь именем Сангвиния, если ты ещё хоть раз будешь говорить со мной таким тоном, я убью тебя.

Апполлус молчал.

Палец Харахеля придвинулся ближе к кнопке активации эвисцератора. Он стоял наверху рампы «Громового ястреба», наблюдая за Сетом и Апполлусом. Сет был величайшим воином Расчленителей со времен Амита, но и в Апполлусе скрывалась тьма, дикая жестокость, благодаря которой он был непобедим в дуэльных клетках. Оба — незаменимые герои ордена. Харахель надеялся, что ему не придется вмешиваться.

Сет сделал шаг назад и взял себя в руки.

— Под угрозой Ваал, Апполлус. Тираниды поглощают всё на своём пути. Если мы не отправимся сейчас — Ваал падет.

— И что с того? Пусть Кровавые Ангелы беспокоятся из-за Ваала. Что такого в этом мире? Разве этот — менее важный?

— Не оскорбляй меня своими потугами на невежество. Ты знаешь, что он менее важен.

— Ваал — не наш мир, — ответил Апполлус.

— Это мир Сангвиния. Дом нашего отца.

— Нашего отца больше нет. — Апполлус старался держать голос ровным.

— Под двумя красными солнцами смерти будет начало искупления моих сынов. Их судьба будет решаться воином в золотом, по их действиям он познает их отвагу. И будут они сражаться с незнакомым врагом, чудовищем, держащим судьбу людей в своей пасти. В этой войне они не смогут победить, а поражение будет началом конца.

— Я читал Скрижали Сангвиния, — сказал Апполлус. — Сколько же наших братьев должно умереть ради победы Данте, сколько жизней Расчленителей стоит Ваал?

— Ваал стоит всех наших жизней. — Сет уже уходил прочь, повернувшись спиной к капеллану. — Он нужен нам, Апполлус.

— Память о благородстве не изменит нашу сущность.

— Нет, не изменит. — Сет повернулся обратно к Апполлусу, будто с тяжестью на плечах. — Но без него мы будем потеряны навсегда. Как мы сможем вернуться с самого края, если нам некуда возвращаться?

Апполлус промолчал и, постояв ещё мгновение, без слов последовал за Сетом в «Громовой ястреб».

Передо мной сцена безумия. Руины улицы заставлены штурмовыми машинами. Каждая артиллерийская пушка несет на себе следы предательства, её железные и стальные части изменились под влиянием темных союзников неккарийцев. Стволы орудий изломаны и разбухли, они растянулись как бесформенные рты, скалящиеся и кашляющие, когда выпускают снаряды. Некоторые из них дергаются в цепях, приковавших их к месту. Другие вспыхивают огнем, их корпусы сверкают и накаляются, поглощая тела орудийного расчета. Всё покрыто темными чернильными рунами, изменяющимися и дергающимися, когда на них посмотришь.

Я по колено в грязи, и она дрожит, когда орудия выпускают очередной залп.

— Держаться. В укрытие, — знаками указываю я Кофи. Сержант и его отделение находятся в здании за моей спиной. Этот разрушенный сельскохозяйственный завод — единственное укрытие на южной стороне вражеских позиций. На западе Эширос и его скауты скрылись в разбитых хранилищах нутриентов и ждут приказа. Остальные члены роты уже заходят с севера.

— Чисто. Двигайся, — показывает мне Кофи.

Я пригибаюсь ниже и начинаю движение, пролезая между двумя выгоревшими подъемниками к ближайшей машине.

В моем ухе звучит тихий звонок.

— Стой, — я замираю и бросаю взгляд на Кофи.

— Три цели. Десять шагов. — Я с трудом различаю его предупреждение.

Я прижимаюсь животом к земле и высовываюсь из-за груды кирпича, за которой прятался.

Позиция артиллерии опоясана неглубокой траншеей, полной врагов. Патрулирующие предатели прижимают к груди автоганы. Рев демонических орудий и крики их менее удачливых команд отвлекают солдат от патрулирования.

Я постукиваю по горлу один раз, затем ещё два подряд. Три ближайших ко мне предателя дергаются и падают на землю, в черепе каждого из них зияет дыра. Я показываю знак благодарности Эширосу и спрыгиваю в траншею. Уже приближается следующий патруль, они обнаружат тела всего через пару шагов. Я двигаюсь дальше, доверившись тьме и винтовке Эшироса.

Через десять шагов я оказываюсь у первого орудия, которое рычит от моего приближения. Из выхлопных отверстий пушки вырывается зеленое пламя, а в воздухе висит удушливая практически непереносимая вонь серы, кордитекса и обгорелой плоти. Я спотыкаюсь, запах вызывает головокружение, угрожая прибить меня к земле. Я достаю нож и делаю надрез между губой и носом, из него бежит кровь. Её запах заполняет мои ноздри, и вонь орудия исчезает, сменяемая кровавой ясностью. С рыком я устанавливаю заряд. Корпус машины трясется от моего прикосновения.

— Умри с честью, — плюю я, и обхожу корпус, подбираясь к следующей цели.