— Послушайте… — наконец решился он, — не надо так, ну что ты…

— Отстань! — с неожиданной злобой, сквозь всхлипывания, низким хрипловатым голосом выкрикнула женщина.

Он совсем растерялся.

— Да я помочь хотел… Как-нибудь…

— Отвали, — сказала она глухо. — Тут тебе ничего не обломится.

Несколько караванщиков, прислушивающихся к их разговору, неприятно засмеялись.

— Да мне ничего и не нужно, — сухо сказал Сергей, поднялся и направился к своему месту.

* * *

Денис почти всегда спал без сновидений. Исключение составляли редкие тревожные полусны, на волнах которых он качался, порой погружаясь глубоко, порой выныривая к самой поверхности яви. В них были комнаты и бесконечные коридоры с серыми стенами; коридоры не имели ни начала, ни конца, по ним можно было бежать или плестись — но выбраться из них у Дениса никогда не выходило. Комнаты были большими, не в пример их жилому боксу, но мрачными, очертания стен в них скрывались неприятной белесой дымкой. То из одного, то из другого угла комнаты долетали негромкие, но такие страшные звуки, что от них леденела кровь. Вне зависимости от того, находился он в комнате или в коридоре в этом своем сне — мальчика не покидало ощущение опасности, смешанной с тоскливой безнадежностью: где бы ты ни находился, он отыщет тебя. Берегись.

Две недели назад мама вернулась с очередного медицинского обследования бледная и расстроенная. Они с папой сели шептаться. Денису в это время полагалось делать уроки, а, если он закончил, читать, но «Робинзон Крузо» ему изрядно надоел, а потрепанная, без половины страниц книжка о приключениях Незнайки раздражала. Где он, этот Солнечный город? Был ли когда?.. Вопрос, очень занимавший мальчика прежде, теперь утратил актуальность. Гораздо любопытнее, о чем шепчутся родители. Он стал слушать.

Если слушать так, как это делают обычные люди, то есть напрягшись и навострившись, то, во-первых, родители это обязательно заметят, пристыдят, а то и отправят гулять в коридор — там, конечно, тоже интересно, но не так; во-вторых, ничего не поймешь: они говорили едва слышно, склонив головы друг к другу. Но Денис давно уже понял про себя, что кое-какие вещи он умеет делать не как другие-прочие, а… иначе. Лучше. Например, у него развит особый слух. Умный дядя Хирург, который всегда угощает чем-то вкусным, называл эту Денисову способность ментальным слухом, но что это значило, Денис так и не понял. Зато научился этой своей способностью пользоваться.

Мальчик закрывает глаза, расслабляется и как бы взмывает вверх без малейших усилий и каких-либо видимых движений. Он направляется туда, куда ему нужно, в данном случае — в сторону родителей, обсуждающих некие важные вопросы…

В этот раз чудесная способность почему-то не сработала. Или он скверно настроился, или мама и папа общались так, что даже своим ментальным слухом он не сумел ничего уловить. Промучившись какое-то время, Денис пытался читать про ненавистного Незнайку и сам не заметил, как задремал.

Закачавшись на волнах легкого полусна, он увидел девочку. Спокойное, чистое, милое лицо, русые волосы, зеленые глаза, веснушки и смешной нос кнопкой. Родинка у правого уголка губ. Девочка ничего не говорила, просто смотрела на него. Несколько минут спустя лицо ее стало таять, растворяться, исчезать, а на ее месте проступила серая стена коридора, и Дениса мгновенно бросило в жар от тревожного предчувствия.

Следующие тринадцать ночей сновидений не было.

Сегодня, когда, нарушив главное правило, к ним среди ночи явились караванщики и Денис, отпустив родителей, на короткое время заснул вновь, он во второй раз встретился с девочкой.

То же милое лицо, которое уже Денису нравилось, серьезный взгляд и веснушки. Она долго смотрела на Дениса. И он смотрел на нее, не в силах оторвать взгляд. Потом она вдруг сказала: «Ты нужен. Просыпайся». Голос ему понравился. Больше она ничего не добавила; лицо ее, как и в прошлый раз, начало таять. Но Денис не расстроился. Он сейчас же проснулся. Раз девочка сказала, что он нужен, наверное, так и было — врать она бы не стала.

Проснувшись, он вспомнил, что родителей в комнате нет — можно не осторожничать. Оделся и, уже выходя в коридор, точно знал, куда должен направиться.

А в том месте, куда он держал путь — в медицинском блоке — была суета. В ярко, насколько это вообще возможно в колонии, освещенном помещении, служившем и операционной и процедурной, на столе глыбой лежал человек, а рядом с ним сновали трое: Хирург, медбрат и Денискина мама — Полина.

Если медбрата еще иногда называли по имени — Яшей, Яковом — то Хирург был всегда исключительно Хирургом даже вне больничных покоев.

На первоначальной стадии все шло как обычно: одежду срезали, оставив пациента в белье, приступили к стандартным манипуляциям по реанимации, по проверке работы основных органов… Теми инструментами, которые были в наличии, и теми методами, которые тут уже годами нарабатывались. У нового мира и риски для здоровья не те, что раньше, и медицина другая. Рутинные процедуры в общем…

Однако после того, как с большим трудом удалось перевернуть раненого на живот…

— Больше света, — негромко сказал Хирург, наклоняясь над тремя глубокими вертикальными ранами на спине лежащего.

Полина и Яков, взяв каждый по керосиновой лампе, встали справа и слева от Хирурга. Тот прислушался и сказал, нахмурившись:

— Ближе ко мне. Лампы ниже.

Медбрат с недоумением и опаской посмотрел на Полину, как бы говоря: не обожжем раненого?

Хирург почти сунул нос в одну из борозд на спине лежащего… И тут же выпрямился. Казалось, он был поражен увиденным… Неприятно поражен. Да и что могло понравиться в этих ранах?

Хирург достал из побитой металлической ванночки со слабым спиртовым раствором (спирт здесь был на вес золота) пинцет и, далеко отнеся руку, начал медленно опускать инструмент в рану. Пробормотал:

— Осторожно…

Яков и Полина переглянулись.

Хирург что-то зацепил в ране и потянул — но оно не хотело выходить. Хирург вынул окровавленный, но пустой пинцет из раны и выпрямился. Лоб его покрылся испариной, руки чуть дрожали. Он посмотрел на Полину, потом на Якова и пробормотал, ни к кому не обращаясь:

— Сложнее, чем я думал…

…Денис поднялся по лестнице и, выйдя в коридор, побрел в сторону медицинского блока. Уверенности в нем поубавилось, к тому же, очень хотелось спать. Сейчас он бы не поручился, что несколько минут назад видел во сне девочку, которая сказала, что он должен проснуться и идти куда-то. Ему было одиноко и страшно.

…— Попробуем еще раз, — сказал Хирург. — Свет!

Яков и Полина снова сблизили две лампы и наклонили их над раной. Полину, вопреки обычному, замутило, и смотреть в рану она не могла. Хирург аккуратно погрузил в рану пинцет и ухватил что-то. Мельком глянув на него, Полина увидела, что Хирург напрягся, покраснел, на лице заблестели крупные капли пота. Он потянул. Раненый страшно замычал. Лампа в руке Якова дрогнула.