без горячего душа, приготовленной еды и книг. Она могла петь для пикси и рассказывать истории ундинам в ручьях, но она жаждала голосов, как цветочная фея жаждет цветущих роз.

Человеческие кемпинги слишком часто заманивали ее поближе.

Отвратительная вонь с подветренной стороны заставила ее потрогать свой оскорбленный нос. Клянусь Охотником, это был запах гниющей туши, покрытой гниющими апельсинами. Шерсть у нее на спине встала дыбом.

Наверху чирикнула пикси и исчезла в своей норе.

Эмма ускорила шаг, чтобы увеличить расстояние между собой и… чем бы это ни было.

Позади нее раздался крик. Другой. Затем воздух наполнился воплями боли и страха. Какое — то животное зарычало. Взревел мужчина. Что — то напало на палаточный лагерь. Люди.

Эмма заколебалась и продолжила свой путь. Даже медведь не смог бы им помочь. А закон даонаинов запрещал любые действия, которые могли бы раскрыть человечеству существование оборотней.

— Мамочка! Папочка-а-а-а!

Пронзительный детский крик заставил Эмму обернуться, как будто ей на шею накинули поводок. Свернув с тропинки, она галопом побежала прямо через подлесок и вырвалась на лесную поляну.

Огонь в каменной яме отбрасывал мерцающий красный свет на ночной кошмар. Два человека лежали на земле, один был выпотрошен. В воздухе висел смрад крови и внутренностей, напоминая о той ужасной ночи трехлетней давности. Ее желудок скрутило судорогой.

Три женщины и двое детей сгрудились на дальней стороне, их мужчины пытались защитить их от… существа.

Размером с гризли, в доисторические времена, с костяными шипастыми пластинами. Его голова имела акулью форму с ужасающе огромными заостренными клыками.

О Моя Богиня, адская гончая.

Когда ужас заледенил кровь, ее мужество пошатнулось. Она застыла на месте. Даже огромные кахиры не могли победить демонического пса. Она была просто маленькой медведицей.

Чудовище метнулось вперед и вцепилось в плечо человека массивными челюстями.

— Черт. Нет! — Крича, человек ударил по нему кулаком.

Удары сыпались по спине существа, как снежинки. Отбросив мужчину в сторону, он направился к женщинам. Детям.

Нет, только не детеныши.

Люди проигрывали. Не могли их защитить. Шевелись, медведица. Ей нечего терять. Не совсем. Она могла спасти детей.

Очнувшись от паралича, Эмма бросилась на адского пса. Она взмахнула лапой, широкой и тяжелой, ожидая, что ее толстые когти оторвут куски от его плоти.

Ее лапа ударила — существо едва покачнулось — и она почувствовала отвратительный треск, когда пальцы ее передней лапы сломались.

Когда ее когти бесполезно заскребли по ребристым пластинам брони, адский пес резко обернулся. Его гигантские челюсти сомкнулись на ее задней лапе. Острые, как бритва, зубы вонзились в ее мех и плоть.

Боль.

Взревев, Эмма полоснула своей неповрежденной передней лапой по голове твари. По бронированной голове. Она даже не поцарапала его.

Адский пес злобно укусил ее, раздробив кости.

Ощутив сильнейшую боль, она запаниковала. Ее лапы били его по голове, но когти были бесполезны против брони. Броня покрывала все его тело — делая его неуязвимым. Кроме…

Инстинктивно она изогнула переднюю лапу и вонзила когти прямо в левый глаз. Один проник внутрь.

Существо пронзительно взвизгнуло и попятилось назад.

Освободившись, Эмма рванула прочь через поляну, волоча за собой изуродованную ногу. На опушке леса она заколебалась. Повернулась.

Тряся головой, адский пес разбрызгивал повсюду кровь. Издав еще один вопль, он скрылся в лесу.

Победа. Но какой ценой? Опустив голову, Эмма застонала, когда боль усилилась, нога горела, словно в огне.

Люди уставились на нее во все глаза. Один из них угрожающе поднял ветку — свое оружие. Как будто она могла представлять угрозу. На трех лапах. Но она была медведицей. Конечно, они были напуганы.

Когда она заставила себя отойти, то осознала чудовищность катастрофы. Ее нога была уже не просто сломана. Раздробленные кости не заживут.

Она останется калекой. Одиночкой. Но если медленная смерть была той ценой, которую она должна заплатить, то она была довольна. Потому что с помощью Богини она спасла малышей.

Глава 2

Фаруэй, Территория Дешута

— У тебя есть детеныш. Только не говори этой визжащей мегере, что это я ее сдал. Мне все еще приходится жить на территории Дешутов.

Стоя на тротуаре в городе, где он когда — то жил, Райдер Ллуид вспомнил жалость и беспокойство на лице Гарольда. У мужчины были веские причины для беспокойства; Женевьева затаила мерзкую злобу. Сунув руку под куртку, Райдер коснулся грубых шрамов от укусов и царапин на левом плече. Это были не самые страшные раны, которые она нанесла ему за месяцы их совместной жизни.

Очевидно, она дала ему кое — кого еще.

Детеныш. Что, черт возьми, он будет делать с ребенком? Он не был ни женщиной, ни хорошим воспитателем. Он был неженатым самцом, у которого даже не было однопометника, чтобы помочь, потому что он предпочел злобную, эгоцентричную самку своему брату.

Клянусь Богом, он был так же глуп, как гном, помешанный на мусоре.

Глубоко в его душе потрепанная связь с сородичами болела гораздо сильнее, чем любой укус. С годами эта связь становилась все более болезненной, пока он не понял, что должен попытаться загладить свою вину. Всего неделю назад он покинул территорию Гарибальди в Канаде, направляясь на северо — запад к Тихому океану.

К Бену.

Его единственной надеждой было то, что брат сможет простить его.

А потом он столкнулся с Гарольдом и в итоге свернул в Фаруэй.

— Твоей маленькой девочке около четырех лет. И мне очень неприятно это говорить, кот, но твоего детеныша никто не любит. О нем никто не заботится. И с каждым месяцем она выглядит все хуже и хуже.

Клянусь волосатыми яйцами Херне.

Райдер провел руками по лицу, чувствуя под ладонями трехдневную щетину. Женевьева с детенышем? Трудно себе представить. Она ненавидела детей.

Он внимательно осмотрел ее дом. Это была дерьмовая конструкция. Даже без уровня он мог видеть, что дверной проем не был квадратным. В окнах виднелись щели, а потрескавшаяся черепица на крыше истончилась. Цвет дома, вероятно, был голубым, прежде чем выцвел до пятнисто — серого. Мысль о ребенке, живущем здесь под присмотром Женевьевы, была… невыносима.

Пройдя по заросшей сорняками лужайке, он остановился на покосившейся ступеньке и прислушался. Изнутри доносились характерные звуки спаривания — шлепки плоти и стоны. Очевидно, обитатели дома не стали дожидаться завтрашнего полнолуния.

Подождать, пока она закончит? Нет. Райдер постучал в дверь.

— Кто здесь, черт возьми? — изнутри раздался мужской голос.

Райдер постучал еще раз.

Глухие удары и ругань. Шаги. Дверь распахнулась, выпустив острый запах секса… и