По всей видимости, именно так погода себя и повела. Настало время двигаться.

И вот капитан Майк вытряхивает из меня остатки сна, полного видений. Я открываю глаза, но мой мозг еще не проснулся.

«Эй, – говорит он. – Нам надо двигаться. А якорь застрял».

Иногда при попытке поднять якорь он цепляется за что-нибудь на дне – за подводный выступ скалы или кусок рифа. Лодка может вырваться и сама, если будет долго и терпеливо маневрировать, но это может занять битый час. Гораздо проще и быстрее отправить под воду аквалангиста, чтобы тот разобрался, в чем проблема, и освободил якорь.

Я не сразу понимаю, чего от меня хотят, но наконец до меня доходит. Капитан говорит, что кто-то должен освободить якорь, и этот кто-то – я.

Сан-Мигель отличается не только погодой. Вся атмосфера на этом острове какая-то особенная. Мне она напоминает телесериал «Земля исчезнувших» о семье, которая путешествует назад во времени. Вы ныряете на тридцать футов в воду и словно оказываетесь в доисторическом аквариуме. Я видел там большущих моллюсков, лобстеров, зубатых терпугов и морских ершей, рыб, которые рядом с южными островами обычно встречаются только на втрое большей глубине. С задней стороны Сан-Мигеля, там, где мы встали на якорь, живет огромная популяция морских львов – это место называется бухтой Тайлера.

А я точно знаю, что морские львы привлекают больших белых акул.

К акулам я чувствую нечто особенное. Дело не только в том, что они опасны. Просто члены экипажа нашей шхуны часто говорили о них, рассказывали самые невероятные истории. Местные воды известны как район размножения акул. Этот чокнутый сукин сын капитан Майк даже собрал некоторую сумму на то, чтобы организовать охоту на акул. Он повесил в качестве наживки несколько сотен фунтов[6] рыбьей крови и потрохов, а сам притаился на краешке палубы, выжидая большую белую и готовясь всадить гарпун в чертову тварь. Словно за бортом – Моби Дик, а сам он – капитан Ахав[7]. Одним словом, вся эта история превратила огонек моего страха перед акулами в пылающее пламя.

А теперь он хочет, чтобы я сиганул на борт? Посреди ночи? Черта с два! Ничто на свете не заставит меня туда нырять!

Но это то, что проносится у меня в голове. Вслух же я произношу: «О’кей». Я мог бы ответить «нет», но я не хочу терять работу, и мне совсем не улыбается перспектива стать парнем, который струхнул.

Я зачерпываю горячей воды из ванной в свой гидрокостюм, чтобы его разогреть, потом надеваю его и иду к носу шхуны. Пассажиры, как правило, погружаются в море с кормы, но для членов экипажа коллеги открывают дверь в носу, и мы прыгаем прямо оттуда.

Ребята открывают люк. Я ныряю.

Довольно быстро погружаюсь в воду, прочищаю уши, зажигаю подводный фонарь, изо всех сил всматриваюсь во взбаламученную воду. У меня нет особого опыта подводного плавания в это время суток, но даже мне понятно, что видимость ночью оставляет желать лучшего. Вызванное ветреной погодой волнение на море поднимает почву со дна и делает видимость еще хуже, чем обычно. Если я встречу тут что-нибудь большое, то, скорее всего, ничего не увижу, пока не подплыву вплотную.

Я изо всех сил стараюсь гнать эти мысли прочь.

Краем глаза замечаю проплывающих морских львов. Говорю себе: «Ага, это хорошо!» Если львы здесь, то наверняка поблизости нет акул. А может, я и мои новые знакомые станем отличной приманкой для свирепых хищников.

Что ж, и об этом тоже лучше не думать.

Мне уже доводилось два-три раза высвобождать якорь, так что последовательность действий я более-менее знаю. Нужно нырнуть, найти якорную цепь, разобраться, в чем проблема, а потом вытащить трубку изо рта, чтобы выпустить в воду побольше пузырьков и дать тем самым сигнал команде. Они ослабят натяжение цепи, чтобы ее можно было двигать. Потом вы берете цепь, огибаете с ней риф, находите треклятый якорь и начинаете его освобождать. Как только вы это сделаете, вы снова подаете сигнал с помощью пузырей, и люди на лодке начинают тянуть цепь вверх. Вы следите за цепью, пока якорь не поднимется со дна, пускаете финальный залп пузырей и всплываете. Так что я доплыл до цепи и увидел, что она зацепилась за большой риф. Я пустил порцию пузырей, подождал, пока цепь ослабнет, и поплыл вокруг рифа. Кажется, что прошла целая вечность.

Я делаю все возможное, чтобы не думать об акулах.

Наконец якорь распутан. Я второпях плыву к лодке и поднимаюсь на поверхность, чувствуя немалую гордость и облегчение. Особенно облегчение. Я вылезаю из мокрого гидрокостюма, вытираюсь и заваливаюсь на койку. Но заснуть не получается – я слишком взвинчен для этого.

Сначала я как будто заново переживаю потрясающий момент возвращения на лодку, думаю о том, как мне повезло, что я остался в живых. Постепенно эти мысли отходят на второй план, и я задаю себе вопрос: какова была вероятность, что во время моей подводной операции на меня налетит акула?

Так ли велика была грозившая мне опасность?

Тогда я никак не мог взять в толк, как капитан Майк и остальные члены экипажа могли рассказывать тринадцатилетнему парню страшные истории про акул, зная, что до смерти его напугают, а между тем рано или поздно ему придется нырять на дно. Теперь задним умом я понимаю, что они все прекрасно осознавали. И устраивали мне проверку.

Или, если выражаться точнее, они давали мне возможность проверить себя.

В ту ночь я впервые в жизни встретился лицом к лицу со страхом, от которого щемит желудок, по коже бегут мурашки, а яйца поджимаются. А еще в ту ночь я впервые понял, что реальная ситуация куда менее ужасна, чем та история, которую я прокручивал у себя в голове.

В ту ночь мне повезло, но примерно через год я все же встретился с первой в своей жизни акулой – большой голубой, недалеко от берега Южной Калифорнии. Голубые акулы не так часто атакуют людей. И все же акула есть акула. Особи подобного вида, как правило, вырастают до размера от шести до девяти футов в длину. Другими словами, эта штуковина была намного больше меня. И зубы у нее были размером с лезвие большого складного ножа. Один укус – и мой день безнадежно испорчен.

Я посмотрел на акулу, она – на меня, и я испытал то самое, ни с чем не сравнимое чувство – своего рода статическое напряжение. Много лет спустя, когда я был в морской пехоте, в подразделении, занимавшемся гидролокацией, я изучал распространение звуковых волн под водой. Нечто подобное происходило и с акулой: между нашими глазами как будто проходил электрический ток.

Теперь я регулярно сталкиваюсь с таким в нью-йоркской подземке. Когда я вхожу в вагон, то смотрю по сторонам, составляю впечатление обо всех пассажирах. И вот встречаюсь глазами с хищником – парнем, который собирается сделать что-нибудь скверное, или вижу парня с улицы, в чьей жизни происходит что-то очень плохое. Он знает, что я его вижу и что у него не получится проникнуть в мое сознание. Этот парень не будет со мной связываться.