– Могу. Может быть, Софи, любовница в Неаполе или в Копенгагене – бывшая сожительница…

– Хорошо, дашь потом координаты. И еще, но это мой личный интерес. Судя по твоим повадкам, ты имеешь боевой опыт. Где был?

– В Афгане, Мазари-шариф…

– А я в Кундузе… Теперь главное. Школа эта готовит нелегалов-разведчиков для стран Восточной Европы. На длительное оседание. Поэтому здесь и обучают только европейцев. Но из тебя диверсанта делать не будут.

– Почему?

– Ты этим не сильно разочарован?

– Нет, не сильно.

– Ну, во-первых, для боевика ты уже немного староват: сорок лет, а во-вторых, профессиональный разведчик с семью языками – товар штучный, и такими кусками ни одна разведка не бросается… Кстати, сегодня в случае чего я обязан был тебя подстраховать, то есть не дать этой горилле тебя замочить или покалечить. Но, слава богу, ты не обосрался, хотя и провел бой на три с минусом.

– И куда меня планируют?

– Не знаю, мне ведь тоже всего не говорят. Могу только предположить – в Россию.

– Почему? – напрягся Михаил.

– Сейчас усиленно ищут спецов по России. Ты про взрывы там знаешь?

– Слышал что-то. И на что меня планируют?

– Опять-таки предположительно – может, для проводки «канала», может, для создания «сети». Одним словом, агентурно-разведывательная работа…

– Хрен редьки не слаще.

– Будь готов, тебя будут еще проверять. И полное доверие к тебе будет только тогда, когда у тебя руки будут по локоть в крови.

– Понятно.

– Завтра, вас повезут на «экскурсию» в город. Сначала напоят, а потом будет бордель… Будь осторожней: иногда на таких «экскурсиях» делают провокации с целью дополнительной проверки, – Рашид загадочно усмехнулся, вздохнул, поднял стопку, – ладно, земляк, давай третий тост…

Евгений Петрович Булдаков трясся в служебном «пазике» по дороге на работу. Сегодня плохо выспался, поэтому старался в течение этого часа, отведенного на дорогу, немного подремать. Но не получалось. Участок дороги, по которому они ехали, давно не ремонтировался, и автобус периодически основательно потряхивало.

«А ведь это дорога первой категории», – досадливо подумал Евгений Петрович. Он окончательно отказался от мысли хоть как-то компенсировать недостаток сна и стал смотреть через окно на пробегающие мимо пейзажи: перелески, маленькие озера, деревеньки, автозаправочные станции, шашлычные…

В служебном автобусе ехали все свои: завхоз Приходько, сотрудники его отдела Фетисов и Жилин, Вощанов Анатолий Иванович, спец, Михалыч – повар столовой, охрана, заступающая на дежурство, и шесть солдатиков, приданных им из «дружественного» особого отдела в N-ске. Солдаты на заднем сиденье украдкой по очереди курили, думая, что офицеры не заметят этого. Но Булдаков, у которого обоняние острое, дым учуял сразу. Но замечание делать не стал: не хотелось рабочий день начинать с нравоучений, да и апрельский ветерок, проникающий через открытые форточки, быстро выдувал дым из салона.

Все пассажиры в автобусе были его прямые подчиненные, за исключением Вощанова. Но Анатолий Иванович все равно обращался с ним осторожно, так как понимал, что его судьба пусть хоть и косвенно, но зависит от «контрика».

Ехали молча. Каждый думал о чем-то своем: кто о проведенных выходных, кто о личных проблемах.

Евгений Петрович не любил понедельники. И не потому, что соглашался с расхожим мнением о том, что «понедельник – день тяжелый». Просто по понедельникам по какой-то непонятной закономерности, как правило, поступали очередные «вводные» от начальства или вдруг обнаруживались какие-то маленькие ЧП, типа «Жучка сдохла».

Езда по трассе закончилась, и «ПАЗик» свернул в тайгу на узкую шоссейную дорогу. В самом начале этой дороги стоял запрещающий знак «кирпич». Знак этот был целесообразен, но в то же время являлся демаскирующим признаком. Любой контрразведчик, не говоря уже о разведчиках, знает, что если этот знак стоит в начале хорошей шоссейной или тем более выложенной железобетонными плитами дороге, то через несколько километров будет секретный объект. Дорога сделана на совесть еще лет двадцать назад по какой-то технологии холодной закатки и до сих пор не имела не то чтобы ям, но даже трещин. Ведь умеем же делать, не раз недоумевал Евгений Петрович, но почему не делаем?! А если бы у нас все дороги были такими, то мы, наверное, и жили бы по-другому? И как бы в подтверждение этой мысли дорога эта приводила на «островок коммунизма». Семь лет назад, когда он попал сюда, то полностью согласился с этим обозначением, озвученным офицером, которого он заменял на объекте.

Семь лет… Как много изменилось за это время – с 1989-го по 1996-й. Изменились деньги, принципы, обычаи, даже мат стал другим. Страна изменилась, но главное – изменились люди. Причем некоторые так перевернулись, что даже оторопь берет – а тот ли это человек, не подменили ли его? Комсомольские функционеры стали бизнесменами, инженеры – челноками, «теневеки» – олигархами, пионервожатые – проститутками, спекулянты – деловыми людьми, ОПГ[2]– «крышами», офицеры – охранниками, спортсмены – вышибалами, мошенники – банкирами… И везде кидалово, подвох, «пирамиды», призывы «Обогащайтесь!», «Выиграй миллион!» И эта безудержная, бессовестная реклама! «Разрешено все, что не запрещено!» Откуда это вылезло? Как будто страну охватило безумие, как будто джинна, точнее беса, выпустили из бутылки.

Евгений Петрович вздохнул, стараясь отогнать неудобные вопросы, на которые не находил ответа. Прильнул к оконному стеклу. Этот пейзаж его всегда успокаивал: тайга… огромные ели стоят величественно и неподвижно, словно часовые, стройные сосны сонно покачивают вершинами на ветру… Катаклизмы общества еще не дошли до этого девственного леса. Иногда этот участок дороги, четыре километра, Евгений Петрович проходил пешком, и эта прогулка его всегда успокаивала.

Несмотря на то что дорога здесь была всегда пустынная и сейчас уже очистилась ото льда и снега, водитель ехал медленно, со скоростью километров сорок в час. Три года назад вот такой же «пазик» сбил молодого лосенка… Его так и не удалось спасти.

Автобус подъехал к объекту. Ворота нехотя открылись, затем, когда автобус въехал в «отстойник», так же лениво закрылись. Все пассажиры вышли из автобуса и оказались зажатыми на узкой площадке между двумя высокими заборами. Объект был огражден высоким двойным каменным забором с «егозой»[3]и собаками, бегающими между заборами. Вот Альма и Питер, кавказские овчарки, сидят у решетки, отделяющей их зону от небольшой площадки «отстойника», и напряженно наблюдают за людьми.

Евгений Петрович вышел из автобуса последним, помахал рукой овчаркам, приказал солдатам подождать у КПП, пока пройдут постоянные сотрудники. Те проходили торопливо, предъявляя пропуска. Дежурный прапорщик бегло смотрел в пропуска, так как всех входящих знал давно. Он со всеми здоровался за руку. Только старший научный Вощанов никогда не подавал руки дежурному прапорщику. Он был капитаном запаса и, по всей видимости, считал рукопожатие с прапорщиком нарушением субординации, хотя даже полковник Бойко не считал ниже своего достоинства поздороваться за руку с самым нижним офицерским чином.