Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тетя была незамужней. Миссис Керквелл, которую очень обидело появление в доме тети, утверждала: нет ничего странного в том, что мисс Глентайр не сумела найти мужчину достаточно храброго, чтобы взять ее в жены.
Тетя Роберта возвестила, что прибыла к нам, поскольку отцу после смерти его супруги нужна в доме женщина надзирать за ведением хозяйства. Мама никогда ни за чем не надзирала, поэтому заявление тети было принято в штыки. Более того, оно вызвало во всем доме переполох, ибо означало, что тетя Роберта собирается остаться здесь навсегда.
С первого дня тетя принялась разрушать наш уклад. Возмущение ее действиями нарастало, и мне стало ясно – наши слуги вскоре начнут подыскивать себе новые места.
– Хорошо еще, что мистер Керквелл терпеливый человек. – Таковы были слова миссис Керквелл, сказанные как-то Лилиас по поводу настроений среда слуг. Свой рассказ моя гувернантка закончила так:
– Думаю, как бы ни было здесь хорошо, терпеть такое выше человеческих сил.
– Я очень хотела, чтобы тетя Роберта уехала.
К счастью, отец не отличался таким терпением, как мистер Керквелл.
Однажды вечером за обедом между ним и тетей Робертой состоялся довольно ядовитый разговор.
Речь шла обо мне.
– Хочу напомнить, Дэвид, что у тебя есть дочь, – начала тетя Роберта, накладывая себе пастернак с блюда, поданного Китти.
– Я как будто об этом не забываю, – отозвался отец.
– Она взрослеет… и быстро.
– Всегда считал, что не быстрее других девочек ее возраста.
– За нею нужен присмотр.
– У нее есть прекрасная гувернантка, и, надеюсь, на ближайшее время этого достаточно.
– Гувернантки! – фыркнула тетя Роберта. – Что они знают о том, как выводить девушку в свет?
– Выводить в свет? – в смятении выкрикнула я.
– Я не с тобой разговариваю, Девина.
Я разозлилась: она считала, что я до сих пор в том возрасте, когда меня видят, но не слышат, и тем не менее уже созрела для выхода в свет.
– Вы говорите обо мне, – резко возразила я.
– О, боже! Куда катится мир?
– Роберта, ты вправе оставаться здесь сколько угодно, – спокойно прервал ее отец, – но я не могу позволить тебе взять бразды правления моим домом в свои руки. В нем всегда царил строгий порядок, и я не желаю его менять.
– Не понимаю тебя, Дэвид, – возразила тетя Роберта. Мне кажется, ты забыл…
– Это ты забыла, что уже не старшая сестра мне. Да, я моложе тебя на два года, но это имело некоторое значение, когда мне было шесть, а тебе восемь. Однако сейчас я не нуждаюсь в том, чтобы ты присматривала за моим хозяйством.
Тетя была ошеломлена. Пожав плечами, она, с миной философического смирения на лице, пробормотала лишь:
– Неблагодарность иных людей выше всякого понимания.
Я рассчитывала, что теперь тетя уедет, но она, казалось, убедила себя в том, что, даже будучи здесь немилой, обязана оберегать нас от всяческих напастей.
Но вскоре случилось происшествие, которое глубоко потрясло меня – да и всех в доме – и вынудило тетю принять определенное решение.
Отца теперь почти всегда возил Хэмиш. Положение на конюшне изменилось самым радикальным образом. Уже не Хэмиша звали подменить своего отца, когда тот был занят, а, напротив, искали отца, если почему-либо отсутствовал сын. Хэмиш возгордился выше всякой меры. Завел привычку захаживать на кухню. Там он часами сидел за столом и разглядывал всех… даже меня, когда мне случалось заглянуть туда. Не составляло тайны, что Китти, Бесс и служанку возбуждало его присутствие, и он не отказывал себе в удовольствии снисходительно флиртовать с ними.
Я не могла уразуметь, почему он им так нравится. Мне казались отвратительными его волосатые руки. А ему как будто было в радость показывать их – он всегда закатывал по локоть рукава рубашки и поглаживал самого себя.
Миссис Керквелл смотрела на Хэмиша с подозрением. Он пытался шутить с нею, но без успеха. У него было обыкновение распускать руки в отношении девушек, что им, похоже, нравилось; но чары, так сильно действовавшие на служанок, ничуть не действовали на миссис Керквелл.
Как-то раз он тронул его за плечо и пробормотал:
– Вы, наверно, были красоткой в свои-то годы, миссис Кей. Ни дать ни взять маленькой феей, спроси вы меня об этом… или я не прав, а?
Миссис Керквелл ответила чуть ли не с королевским достоинством:
– Я буду признательна вам, Хэмиш Воспер, если вы вспомните, с кем говорите.
На это он издал горлом какой-то воркующий знак и промямлил:
– Ага, значит так? Мне намекают, знай, мол, край и не зарывайся.
– А еще мне мешает, когда ты слоняешься по кухне, – добавила миссис Керквелл.
– Понимаю, понимаю. Но, видите ли, я жду здесь хозяина.
– Чем скорее он пришлет за тобой, тем будет, на мой взгляд, лучше.
Помнится, тут и вошла Лилиас Милн. Она хотела спросить Бесс, не видела ли та утром пакетик с булавками у нее на столе. Лилиас оставила пакетик там, и он исчез. Она решила, что Бесс сунула его куда-нибудь вместе с прочими мелочами.
Я обратила внимание на то, что Хэмиш смотрел на Лилиас, словно что-то обдумывая, – не так, как на молоденьких служанок, иначе… с какой-то тайной мыслью.
Беда случилась спустя несколько дней.
Все началось с того, что я столкнулась на лестнице с тетей Робертой. Дело было после второго завтрака, в это время тетя обычно отдыхала, и именно тогда дом обретал привычный покой.
Тетя Роберта слегка умерила свои поползновения после стычки с отцом, но тем не менее приглядывалась ко всему происходившему в доме, и в ее орлиных глазах то и дело вспыхивал огонек неодобрения.
Я торопилась к себе в комнату, но она меня остановила.
– Ах, это ты, Девина? Ты одета для улицы, собралась уходить?
– Да, мы с мисс Милн часто гуляем в это время дня.
Тетя собиралась что-то сказать, как вдруг замерла и прислушалась.
– Что-нибудь случилось? – спросила я.
В ответ она прижала руки ко рту, а я тихо подошла к ней поближе.
– Слушай, – шепнула она.
Я услышала сдавленный смех и странный шум. Звуки раздавались за одной из закрытых дверей.
Тетя Роберта подошла к этой двери и распахнула ее. Из-за спины тети я увидела картину, поразившую меня. На кровати, сплетясь в объятиях, лежали полуголые Китти и Хэмиш.
Оба разом повернулись в нашу сторону. Китти стала пунцовой, и даже Хэмиш выглядел слегка смущенным.
Тетя Роберта с шумом втянула воздух. Ее первая мысль относилась ко мне.