class="p1">И пытался представить себя грустным, осенним.

Но не верит мне август – неискренний друг.

Видно, всё-таки вот она – полоса невезения.

08.11.1983

…А мир становится всё ярче, и острее

Я чувствую его давящий груз.

Мир с каждым днём становится новее,

Обманом новым разрезая грудь.

1984

…Как осенью листья с деревьев опали

С меня опадают стихи.

Ах, эти праздники свадеб и урожаев,

Ах, эти досадные грехи…

1984

…Это никто не придумал,

Это природа сама,

С вечноструящихся нитей

Вьёт сентября кружева…

1984

…То ли весна, осень то ли -

Мокрый снег справа налево,

Мокрый ветер с юга на север…

1984

…Город спит укутанный в туманы.

Город спит укутанный в дожди.

Оглушённый тишиною странной.

Ослеплённый вспышками витрин.

1984

…Бег времени страшит,

Наветом тянет в плен.

Не будет мне

Прозрачной тишины.

И даже отдалённых дней приветом

Не искупить пред временем вины.

1984

…В весеннем таянии луж,

Во многих каплях, отразится

Прозрачное пьяненье душ,

И солнце новое родится…

1984

Что есть у меня

Что есть у меня в этом мире пустом?

Память – лишь эхо жизни.

Стихи – стопка бумажных листов.

Надежда и вера – лишь мысли.

Над прихотливым сегодня,

И под нависшим вчера,

Есть у меня любовь лишь…

Есть? Или была?..

1984

Тебя уже нет

Тебя уже нет?

Ты такая как все?

Ты где-то?

Ты с кем-то?

Летишь ты?

Ты тонешь?

Ты знала?

Ты помнишь?!

1984

Душевнобольной

Я – душевнобольной, милая.

Застудил душу

В тени твоего равнодушия.

19.12.1984

Продли мой век

Продли мой век.

Никто не понимает

Его зависимости от любви.

Продли мой век, меня не принимая.

Из милости, из жалости, продли.

Я сердце сжёг ещё в семнадцать лет.

Продли мой век, поднявшая из пепла.

Дай жить новорождённым сердцем.

Дай в мире, вновь рождённом, быть.

29.11.1984

Ах, эти учёные-умники

Ах, эти учёные-умники -

Всё обо всём знают.

И что каждый поцелуй

Жизнь на пять минут сокращает

Знают.

А на сколько продлевает –

Не знают…

18.11.1984

Прощание

Старое желтое здание

Николаевского вокзала -

Из кирпичей грусти.

Перрон усыпан пустыми словами.

Рельсы – холодные реки тоски -

Уносят меня от любви

В вагоне с занавесками разлуки.

И я вспоминаю

Привокзальную площадь – огромную,

Потому что мне не хочется её проходить.

Неловкое пожатие твоей замерзнувшей руки.

Высокую печаль. Горькую осень.

09.11.1984

Городские легенды. Жизнь башмака

Ботинок кожу сморщил,

Как человек лоб.

Думал о чём-то неотложном.

Ничего придумать не смог.

Тогда он отставшей подошвы

Ощерил острую пасть –

Хотел засмеяться, быть может,

Запеть или закричать.

А может сказать что-то важное,

Пожаловаться кому?

Теперь он на свалке грязной –

И не до разговоров ему…

А был он славный малый.

Поспорить любил с мостовой,

И с лестницей, что бывала

Всегда истерично-больной.

Презрение каменных сводов

Он сравнивал с пылью сырой,

И в храминах раздавался

Шагов уверенный строй.

Была в его жизни любовь.

Любил, всей душою он ногу.

Ни разу больной мозоль

Ей не натёр, ей-богу!

Злой холод не пропускал

И эту занудку воду.

Когда его кто-то снимал

Грустил и худел ночью.

Как папу любил он крем.

Как маму – сапожную щётку.

Когда его тёрли – мурлыкая пел,

Как кот, или даже кошка.

Но папа с мамой жили в шкафу

И навещали редко.

А он однажды попал на войну

С обитою жестью дверью.

Он храбро дрался, себя не жалел,

Но дверь была в сто раз больше.

И жесть сверкала отвагой желез,

А он лишь искусственной кожей…

Он был смертельно ранен –

Лопнул череп, сломался каблук

Еле домой добрался.

Ждал участья, но вдруг:

«Чёртова развалина!» -

Кто-то в сердцах сказал

И бросил его на улицу,

Как в пропасть со скал…

Ботинок кожу сморщил,

Как человек лоб.

Думал о чём-то неотложном.

Ничего придумать не смог.

Тогда он отставшей подошвы

Ощерил острую пасть –

Хотел засмеяться, быть может,

Запеть или закричать.

А может сказать что-то важное,

Пожаловаться кому?

Теперь он на свалке грязной –

И не до разговоров ему…

08.11.1984

Городские легенды. Эксгумация

Так как не было данных прочных,

Следователь – молодой лейтенант,

Эксгумацию требовал срочно:

Месяц кончился, срок поджимал.

В понедельник эксперты собрались.

– Начинай! – приказал лейтенант.

«Мы чево? – у нас дело не станет!» –

Бодро первый могильщик сказал.

А второй – щетина и зубы,

Взгляд недобрый в могилу упёр,

Медля, высморкался трубно

И лопату вогнал в сухой холм.

Первый раз лязгнул камень о сталь

И болезненно сморщился кто-то…

Через полчаса гроб достали.

«Лейтенант, оцени работу!»

Сбили крышку, сорвали ткань

И под тёплым весенним небом

Вдруг увидел мальчик-лейтенант

Широко раскрытые глаза, нет! –

Распахнутые вежды!

В гробе чёрном, бледна и тонка,

В платье белом – смотреть больно,

Неба синь вбирая в глаза,

Лежит девушка, строга и спокойна.

Замерли понятые, эксперты

И молчит, побледнев лейтенант,

Слышно лишь как бродяга-ветер

Треплет бархата чёрный окайм…

– Надо же, месяцев пять пролежала

«И совсем как живая», —тихо кто-то сказал.

А другой усмехнулся: «Незадача какая,

Вы никак не в себе, дорогой лейтенант?»

«Нет – в порядке. Начнём работу» -

Тот ответил, держась за лоб.

«Понятые, NN узнаёте?»

«Да, да, да, узнаём-узнаём».

Шутнику невдомёк, но могильщики знают,

Что увидел сейчас молодой лейтенант

Будто толща земли – лишь прозрачная рама.

Будто люди живые в могилах лежат.

И глаза распахнув до последнего края

Смотрят в небо, в бескрайнюю тёплую высь,

Всех, идущих по ним, узнавая, прощая

Заслонивших всех солнце им…

И потом, когда гроб зарывали,

Лейтенант над могилой стоял…

«По-первой так всегда бывает», -

Вдруг второй могильщик сказал.

17.04.1984

Нет, ты не знаешь

Нет, ты не знаешь как я пуст,

В окружённых часами днях.

И что мне совсем не до чувств,

Лишь бы дрожь секунд унять.

И что я давно не помню себя,

Скитающегося лабиринтами обыденности.

А невозмутимости броня –

Видимость, сплошная видимость…

10.1984

Ликбез

Зацелованную отпущу

В город, полный сплошного гула,

Попадать в наук переплёт

В перекрёстках тиснений буков.

Чтоб оглохнув от звона небес,

Визга шин, топотанья толп,

Ты пришла и сказала: ликбез

Я окончила делать чтоб что-то…

А теперь – ученья долой!

Прочь, ваянные