Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Откуда-то вновь взялся запах мисо-супа, Идзуми по инерции зажал нос и рот.
Мама внезапно пропала из жизни Идзуми. Это случилось в апреле, когда только начался новый учебный год – уже восьмой для мальчика, ему предстояло адаптироваться в новом коллективе и снова окунуться в учебу. Стояло морозное утро. Мама, как обычно, приготовила вкусный завтрак. «Я ненадолго по делам», – предупредила она, вышла из дома и не вернулась.
Мама бросила Идзуми на произвол судьбы.
Ежедневники растормошили память о том времени. О том, что Идзуми изо всех сил пытался забыть. О том периоде длиною в год, который негласно было принято считать несуществовавшим.
3 АПРЕЛЯ
«Хозяюшка, вам куда вещи поставить?»
Бог мой! В глазах незнакомых людей я – жена хозяина этой квартиры! Я даже не сразу сориентировалась.
Грузчик не стал дожидаться моего ответа, вытащил ноги из кроссовок со стоптанными пятками и заглянул в комнату. В руках – походивших из-за рабочих перчаток на настоящие медвежьи лапы – коренастый мужчина держал две нагроможденные друг на друга коробки. Из-под завернутых до самых плеч рукавов белой футболки выпячивались крепкие от работы бицепсы.
Я попросила, чтобы вещи заносили в спальню. Голос подводил от волнения и отказывался звучать ровно.
Коробки в комнате выстраивались башенками, словно кто-то сооружал дворец из деревянных кубиков. За три подхода все вещи были уже перенесены в квартиру.
После этого потребовалось подписать акт об оказании услуг, я взяла ручку и в графе с фамилией вывела «Асаба»: как же непривычно! Асабе-сан было не до этого: он в гостиной пытался совладать с телевизионными проводами.
Я ему сообщила, что грузчики ушли, а он мне жалобно: «Не понимаю я, куда тут что совать надо! Как я вообще техническими науками занимаюсь!» На его лице появилась такая милая виноватая улыбка. Как же прелестно он всегда улыбается! Искренне, немного по-детски, так, что на лице появляются добрые морщинки.
* * *
Квартира у нас – небольшая спальня, которая выходит окнами на железнодорожные пути, и совмещенная с кухней гостиная. Всего две комнаты: раз-два, и уже все пропылесошено. Вот она какая – уборка в квартире! И рядом не стояла с теми мучениями, которые мне всю жизнь до этого приходилось терпеть, проживая в частных домах.
– Заработал! – услышала я радостный крик Асабы-сан.
По телевизору, стоявшему в углу гостиной, шел вечерний выпуск новостей. Незнакомый ведущий местного телеканала сообщал, что мощный ураган прошелся по юго-востоку Америки. Показывали, как серая воронка срывала с фермерских строений листы профнастила и кружила их высоко в небе.
* * *
Сегодня мы вместе ходили в супермаркет.
Я так долго перебирала в голове, что же лучше приготовить! Свинину, зажаренную в имбирном соусе; рагу; макрель, тушеную с пастой мисо… а может, подготовить разные начинки для роллов, чтобы каждый мог завернуть то, что ему приглянется? Подумать только: сегодня я впервые буду готовить для Асабы-сан!
Мы шли по супермаркету, обсуждая меню, и без конца набирали все новые продукты: овощи, мясо, рыбу… Асаба-сан шел немного впереди, и в его корзинке виднелись огромная бутылка с соевым соусом, мешок риса, упаковки со сливочным маслом, солью и различными приправами.
Только в тот момент я поняла: теперь каждый день я буду готовить для него, мы будем вместе засыпать и просыпаться. Не верилось, что это все происходит взаправду.
На душе было так легко – словно во сне. Только тяжесть наполненной продуктами корзины заставляла меня поверить в действительность того, что я вижу и чувствую.
Мы с полными руками пакетов шли домой по дороге, идущей вдоль железнодорожных путей. На улице уже было довольно темно, и выдыхаемый воздух превращался в белое облачко: по ночам все еще было холодно.
– Юрико, можем еще зайти в одно местечко?
Асаба-сан остановился и обвешенной пакетами рукой указал куда-то вперед.
Там был маленький книжный магазин. Сначала я не понимала, куда Асаба-сан вообще меня вел, но в туннеле под мостом откуда ни возьмись образовался торговый ряд. Мы подошли к стеклянной двери, над ней из-под протертого красного козырька просачивался теплый свет.
Зайдя внутрь, я в первую очередь почувствовала, насколько сжатым было пространство помещения. Но нельзя было не заметить, как там чисто и уютно: отсутствовал даже затхлый запах, который обычно встречает посетителей на входе старых книжных лавок. Стеллажей было не так уж много, но казалось, что все выставленные издания – будь то романы или обыкновенные журналы – были тщательно отобраны. Эту коллекцию можно было бы смело назвать «То, что должно быть прочитано!»
Стеллажи расставленных с виртуозным перфекционизмом книг образовывали коридор, в конце которого за кассовым аппаратом сидела сутулая старушечка – вероятно, владелица магазина. Рядом с ней едва слышно играло радио. За все это время она ни разу не шелохнулась – застыла, словно статуэтка. Не понять было даже, заметила ли она наше присутствие или нет. Но, казалось, она была той деталью пазла, без которой картина этого книжного магазина теряла бы весь смысл.
* * *
Асаба-сан дважды обошел стеллажи, внимательно изучая, что на них представлено, и в конце концов взял две книги в мягкой обложке. То были исторические романы, он показал мне их, подтрунив над самим собой: «Слишком по-стариковски?»
Я же взглянула на его тонкие губы и, заметив идеальную белизну зубов, задумалась совершенно о другом. Все в Асабе-сан было чистым и белым: красивое гладкое бледное лицо, руки из прозрачного мрамора, под которым виднелись все кровеносные сосуды.
У Асабы-сан немного неровная осанка, но даже при этом он выше меня на голову, у него длинные руки и ноги. Он всегда ходит в строгом сером костюме – даже в выходные дни не желает освобождаться от белой рубашки и пиджака.
«У меня просто плохо развито чувство стиля…» – постоянно оправдывается он. Или например: «Я не хочу каждый день мучиться с выбором одежды, уж лучше всегда в одном и том же – как в школе было с формой!»
В целом в нем и правда есть что-то стариковское. Возможно, именно поэтому мне с ним так безмятежно.
Когда мы были в магазине, Асаба-сан сказал, чтобы я тоже что-нибудь себе купила. Но там не было ничего такого, что вдохновило бы меня сейчас на чтение. На прилавке у кассы меня привлекла одна из записных книжек. Обложка из черной искусственной кожи, на ней – ничего лишнего, только год. Было в этой вещице что-то стариковское: надо брать. Да и здорово, что сама по себе она неприметная. Нельзя, чтобы кто-нибудь узнал