Четверг 6 ноября 1975 года, утро

Ленинград, улица Куйбышева

Ветер с моря утих, но промозглая сырость держалась в воздухе, заставляя ежиться. Мокрый черный асфальт сох на бледном солнце, занавешенном мглистой дымкой, а кое-где на тротуарах, на жухлых газонах притаились ржаво-белые лепешки снега, сочившегося стылой влагой. Предзимье.

Мимо дома номер один, где был прописан Романов, я прошелся, гуляючи. Державный дом, с колоннами, далеко не типовой.

За темнеющей аркой распахивался двор, где маялась неприметная личность — охранник из «девятки». Стерег малые архитектурные формы и, вообще, бдел. У подъезда пластался черный «ЗиЛ», а на улице поджидала «Волга» с охраной.

Я рассеянно глянул на прикрепленного и отвернулся. В памяти неожиданно всплыл образ внучки — убегая, она весело кричала: «Не поймаесс, не поймаесс!»

Высмотрев отражение во внушительном окне, довольно хмыкнул: точно не я! Мои светлые волосы спрятал парик сдержанно-рыжей масти, лицо обсыпали нарисованные конопушки, а на носу повисли очки-велосипеды, как у Джона Леннона. Не поймаесс!

Со стороны можно было подумать, что пацану просто делать нечего на каникулах, вот и мается, не ведая, куда себя деть и на какие приключения обречь свои нижние девяносто.

А взаправду… Меня всего трясло. От страха, от возбуждения, от сомнений. Произойдет ли то, что случилось в «моем» прошлом, или я успел необратимо исказить мировые линии? Тогда…

Тогда все зря. И эта поездка в город-герой Ленинград, и плотный пакет, набитый компроматом под завязку, что похрустывает во внутреннем кармане куртки, и…

Посигналив мне, к арке свернул старенький «Москвич», направляемый и вовсе древним водителем — седеньким старичком с лицом иссохшей мумии. На синеньком, будто ученическом пиджачке скромно поблескивают орденские планки, а рядом на сиденье уложены костыли.

Под сводами подворотни мощно рявкнул «зиловский» сигнал — Романов выезжал на работу. Старичок задергался — и «Москвич» встал колом. Сразу подбежала охрана, им навстречу вылез одноногий водитель, неловко опираясь на костыль. О чем толковала «кровавая гэбня» с инвалидом войны, слышно не было, но вот двое прикрепленных полезли под капот «Москвича», а третий потрусил к «ЗиЛу».

Я остановился в отдалении, легко замотивировав свое поведение — любопытно же!

Мимо громко сокрушавшегося старикана прошел, посмеиваясь, невысокий Романов, нос сапожком, и сел в «Волгу». Она сразу же укатила, а парочка офицеров, скинув куртки, закопалась в «москвичевское» нутро по локоть[30]. Дед, держась за крыло своего Россинанта, подавал парням ключи.

Четверть часа спустя «Москвич» хрипло взревел и победно проследовал во двор, словно въезжая под триумфальную арку.

Прикрепленные стали внимательней поглядывать на рыжего, маячившего неподалеку, и пришлось мне независимо брести прочь. Ситуация просто дурацкая — я точно знал, что этим утром младшая дочь Романова не доедет до дому каких-то сто метров. У ее «Жигулей» спустит колесо, и Наталья свет Григорьевна поспешит за помощью к той самой неприметной личности. Мужчина, все-таки, должен же управиться со страшным несчастьем…

И тут появляюсь я. Блистая остроумием, выручаю женщину из беды, и та, в порыве горячей благодарности, передает письмо отцу. Все бы хорошо, но я понятия не имел, когда именно подкатит Наталья!

Через минуту? Или часа два спустя? Эта неопределенность мне все нервы вытрепала! Нагнувшись, якобы завязывая шнурок, я посмотрел назад — охранник маячил у самой арки. Потоптался и скрылся. Если я тут задержусь, он вежливо попросит мои документы…

Неожиданно моя трясучка растаяла, как пар изо рта — недалеко от меня прижался к бровке голубенький «Вартбург». Из машины вышла молодая женщина в геометричном пальто, потопталась растерянно, глядя на спущенное колесо.

«Она!»

История неуловимо менялась, протачивая новое русло, но судьбу не обманешь — хоть молодшая дщерь и предпочла гэдээровский автопром, а гвоздь «поймала» отечественный.

Приближаясь, я следил за эволюциями Натальи Романовой. Похоже, она еще до конца не поверила в свою маленькую беду. Вот, наклонилась, чтобы лучше рассмотреть, как просела шина, плющась по асфальту…

— Проблема? — сказал я мужественным голосом.

Водительница живо обернулась, тая в глазах занимавшуюся надежду.

— Да вот… — пролепетала она, беспомощно поводя руками. — Чувствую, что едет как-то не так, а оно — вот…

— Понятно… — вздохнул я в стиле «Ох, уж эти женщины…», и спросил деловито: — Запаска есть хоть?

— Запаска? А! Да-да, была где-то… А вы мне поможете?

— А я что делаю? — улыбка поневоле растянула губы.

— Ох, спасибо вам огромное! А то у меня сразу паника, и мысли — вон…

— Пустяки, дело житейское, — прокряхтел я, выволакивая запасное колесо из багажника. Там и домкрат нашелся, и ключ, и даже кусок трубы, чтобы усилить рычаг.

Раскрутив болты, я подкачал домкрат и заменил колесо. Плавно опустив «Вартбург», намертво всё затянул, и вдруг услыхал испуганный женский голос:

— Что вы делаете? Да как вы… Отдайте!

Я упруго встал. А вот этого история точно не сохранила.

Парочка подвыпивших парней в мятых штанах и модных «алясках» творили пошлый «гоп-стоп» — один, покачиваясь и отвесив слюнявую губу, рылся в отобранной у Натальи сумочке, а другой, цыкая зубом и посверкивая золотой коронкой, лез в карман ее пальто, дабы стяжать мелочь.

Меня они не видели. Я мандражировал лишь первые секунды («С двоими? Без сверхскорости? Как?!»), но холодная решимость свела малодушие к нулю. Герой, что с него взять.

Подлетев к фиксатому, я мотанул гопника за руку и, вцепившись пальцами в тощую шею, повел вокруг себя. Парниша, согнувшись в три погибели, шагал раскорякой, пытаясь устоять. Зал`ом, мордой в мокрый снег… Не забылись уроки старшины Ходжаева!

Резко склонившись, выдыхаю:

— Тикай! Это дочь Романова!

Фиксатый охнул и стартовал на карачках, оскальзываясь, а я, продолжая разворот, вырвал сумку у слюнявого.

— М-мля… — оскорбленно замычал он, требуя сатисфакции, и пробил по корпусу.

Меня отнесло и приложило к «Вартбургу», вышибая воздух из легких. Горячий прилив ярости окатил мозг, и я ринулся на обидчика, врезав кулаком под дых и добавив локтем в подбородок. Слюнявый хорошо держал двойной удар. Согнувшись, хапая воздух ртом, он замахнулся — и собутыльник перехватил мозолистую длань, поволок строптивца с ускорением. Финиш.

Я выдохнул и протянул сумочку хозяйке.

— Они больше не будут, Наталья Григорьевна.

От пережитого испуга у младшей дочери Романова расходились нервы, но улыбку она выдавила-таки.