class="p1">— Возможно, для этого не следовало бы делать частное заявление, Айзек, — сказал он. — Но твоя честность освежает.

Что?

Губы Айзека приоткрыли. Затем сомкнулись. Затем разошлись.

— Это так?

Выражение лица Истона — чистый лист. Я не могла сказать, о чем он думал. Его глаза прикованы к отцу, как будто веревка не давала ему отвести взгляд.

Медленно Винсент наклонил голову, снова обращая свое уничтожающее внимание на свою не менее ошеломленную жену.

— С другой стороны, ты. Такая скучная. Такая эгоистичная…

— Что? Я… — глаза Бриджит стали размером с блюдца. — Как ты мог? Я просто забочусь о нашем сыне. Ради его будущего…

— Ты заботишься о том же человеке, что и всегда. О себе.

Она ахнула, и я отодвинулась. Моя рука вслепую нащупывала дверь позади меня в поисках ручки. Я не должна быть здесь. Слушать это. Я не настоящая семья, не такая, как они, и теперь, когда я знала, что с Айзеком все в порядке, дискомфорт пробежал у меня по коже с каждым дополнительным словом, которое они произносили.

Голос Бриджит поднялся до незнакомой мне высоты, почти до визга.

— Не может быть, чтобы ты все еще наказывал меня за старую ошибку, Винсент. Я сделала все, все, что было в моих силах, чтобы загладить это.

— Ничего, заслуживающего искупления.

— Ты не можешь быть серьезным. Черт возьми, я взяла к себе испорченного, грязного ребенка только для того, чтобы попытаться заставить тебя вернуться ко мне! Для нас. Однажды ты хотел девочку. Разве этого было недостаточно? Почему это не исправило все, как тогда, когда мы усыновили Айзека? Разве ты не помнишь? Тогда ты простил меня. Долгое время мы снова были настоящей семьей.

Кровь прилила к моим ушам, и моя рука соскользнула с ручки, безвольно падая набок.

Испорчена.

Грязная.

Ребенок.

Мне всегда было интересно, почему она взяла меня к себе. Думаю, теперь у меня был ответ.

Взгляд Истона коснулся моей щеки, но я не могла заставить себя посмотреть на него. Я не могла заставить себя сдвинуться с места.

— Дорогой… — тихая мольба Бриджит впивается в мои уши, как когти. — Это было всего один раз.

— И все же ты лжешь! — прогремел Винсент. Его гнев сотряс комнату. — Я знаю, Бриджит. Я знаю, что Истон не мой!

Воздух застыл.

Мои легкие сжались, когда я наконец заставила себя посмотреть на Истона.

Каждый дюйм его тела твердый. Статуя, вырезанная из грубого камня с зазубренными краями.

Тишина еще никогда не была такой удушающей.

— Я знал это много лет, черт возьми!

Долгое время Бриджит просто смотрела на Винсента, разинув рот.

— Я… Ладно… Но… Но это закончилось давным-давно. Ты должен мне поверить, — ее губы дрожали, соответствуя неуверенности ее голоса. — Кроме того, Айзек тоже не твой, и ты все равно любишь его. Ты любишь его больше, чем кто-либо из нас.

Айзек сглотнул, провел рукой по лицу и отвел взгляд.

— Ладно. Черт. Я не хотел, чтобы все это…

— Айзек был моим выбором, Бриджит. Я выбрал его своим сыном. Знаешь ли ты, что я, блядь, даже смотреть на Истона не могу без того, чтобы не видеть, как ты трахаешься с другим мужчиной? Ты была моей ошибкой, и теперь я застрял с вами обоими.

Кто-то постучал в дверь позади меня, и Бриджит подпрыгнула. Только тогда она заметила нас. Слабый звук удивления сорвался с ее губ.

— Истон.

Спина Винсента напряглась, прежде чем он оглянулся через плечо. Раскаяние, которого я никогда раньше у него не видела, смягчило его жесткие черты.

— Господи, — он вздохнул. — Я… Это не предназначалось для того, чтобы ты услышал.

Взгляд Истона встретился со взглядом отца, и этого достаточно, чтобы каменные стены его дома пошатнулись, а затем рухнули. Глаза цвета виски сверкали из-под сдвинутых бровей. Предательство растекало, как густая черная смола, по каждому уголку комнаты, обволакивая мое сердце.

— Почему бы и нет, папа? — это тихий, нарастающий рокот. — Потому что честность так чертовски освежает?

— Истон! — Бриджит зажала ладонью открытый рот.

Он бросил убийственный взгляд на свою мать. У меня заболело в груди от одного взгляда на него.

— Я забыл, Резерфорды не говорят того, что мы на самом деле думаем. О, подожди, — он приподнял бровь, поворачиваясь к двери, чтобы уйти. — Полагаю, я не Резерфорд, поэтому правила на меня не распространяются.

Он словил мой взгляд, направляясь прямо к двери, которую я загораживала, и у меня сжалось горло.

Он остановился прямо передо мной.

— Открой дверь, Ева, — мягко приказал он.

Я знала, что должна отойти, отпустить его, но что-то удерживало меня. От неприкрытого предательства в его глазах у меня перехватило дыхание. Но это его семья, нравилось ему это или нет. В конце концов, одиночество причиняло больше боли, чем временный укол предательства. Я знала.

До нас донесся голос Бриджит, слабый и неуверенный.

— Истон, подожди. Давай поговорим. Мы можем все уладить.

— Мы не можем все быть экспертами в том, чтобы прятать вещи под ковер, — выплюнул Винсент.

Я не слышала ее оправданий, но Айзек быстро вмешался и попытался остудить пламя.

Их голоса затихли, когда Истон приблизился. Его белая рубашка на пуговицах задела перед моего платья, и жар его тела проник сквозь материал, как печь, поглощая меня целиком. Его глаза потемнели, и он протянул руку, обнимающую меня, к дверной ручке.

Мои ребра сжались, и вырвался тихий, неглубокий вдох.

— Может, она и права, — выдохнула я. — Может, тебе стоит остаться.

Его взгляд опустился к моему рту, слова звучали мрачно.

— Или, может быть, я больше не могу терпеть это дерьмо.

Он открыл дверь позади меня, и я, спотыкаясь, сделала шаг вперед. Прежде чем мое тело соприкоснулось с его, он удержал меня рукой на талии и двинулся вокруг меня.

По другую сторону двери ждала Уитни с широко раскрытыми глазами.

Не имея причин оставаться, я вышла вслед за ним. Он стряхнул прикосновение Уитни со своей руки, но она продолжала следовать за ним.

— Это все из-за Айзека и Томаса?

— Вечеринка окончена, Уит, — проворчал он. — Иди домой.

Уитни смотрела, как Истон поднимался по лестнице, прежде чем повернулась ко мне.

Ее глаза сузились.

— Мне кажется интересным, что ты всегда присутствуешь, когда что-то идет не так.

Я пристально посмотрела на нее.

— Мне кажется интересным, что ты все еще здесь, хотя тебе явно не рады.

Все еще потрясенная, я едва заметила ее возмущенный вздох, когда прошла мимо нее и медленно поднялась по лестнице. Мои ноги онемели, каждое щелканье, щелканье, щелканье моих каблуков отдавалось где-то далеко.

Испорчена.