Но как еще мы можем это назвать? Многие религиозные люди были бы оскорблены, если бы узнали, что принцип непересекающихся магистерий требует отказаться от существенных составляющих их веры. Однако Гулд, судя по всему, рекомендовал именно это. К примеру, он отказывал религии в опоре на чудеса, утверждая, что первая заповедь для принципа непересекающихся магистерий должна быть такова: «Не смешивай магистерии, утверждая, что Бог лично инициировал важные события в истории природы своим вмешательством, о котором можно узнать только из откровения и которое недоступно для науки». Но это, конечно, означало бы отказ от главного события христианства – Воскресения, – а также от католических и буквалистских представлений о существовании Адама и Евы.

И как насчет самого очевидного нарушения принципа непересекающихся магистерий – того факта, что многие религии принимают креационизм? Спасая свою концепцию, Гулд признал, что креационизм – это не настоящая религия и даже не ее расширение:

Как ни печально, этот аргумент ничего не стоит. Всякий, кому случалось биться с креационизмом или его окультуренным родичем – теорией «разумного замысла», – знает, что и то и другое суть чисто религиозные явления, рожденные в ходе конфликта между эволюционной биологией и Писанием. Поскреби креациониста, и как минимум в 99 % случаев получишь поборника религии.

А эволюцию, кстати говоря, не приемлют не только библейские буквалисты. Многие приверженцы более умеренных религий, включая католичество, отрицают эволюцию по той простой причине, что им не нравятся выводы в отношении человеческой морали и уникальности, которые из нее можно сделать. Напомню, что 42 % американцев – креационисты в отношении человека. Но настоящие библейские фундаменталисты встречаются гораздо реже, и 82 % тех же американцев считают, что какую-то форму креационизма следует преподавать в государственных школах – либо отдельно, либо параллельно традиционной теории эволюции. Не будет креационизм и «взглядом на религию демографического меньшинства», по крайней мере в Америке, – ведь мы видели, что 73 % американцев в нарушение принципа непересекающихся магистерий признают прямое воздействие Бога на биологические виды. Вряд ли 73 % можно назвать демографическим меньшинством.

Наконец, обозначение Гулдом религии как заповедника морали, смысла и цели будет и лицемерно, и исторически неверно. С одной стороны, оно игнорирует ведущиеся уже более столетия дебаты об источнике этических верований. Создает ли религия моральные нормы, или она лишь кодифицирует и подкрепляет мораль, которая проистекает из светских источников?

Гулд чувствовал эту проблему, но, опять же, попытался обойти ее, переопределив понятия: вся этика, утверждал он, на самом деле представляет собой замаскированную религию. Попытка их различить, по его словам, это всего лишь «спор о ярлыках». Поэтому Гулд предпочел «воспринимать как религиозный в основе своей (буквально связывающий нас воедино) весь моральный дискурс о принципах, способных сформировать идеал вселенского братства людей». Но серьезное научное обсуждение этики на самом деле началось как вполне светское мероприятие еще в Древней Греции, было продолжено в нерелигиозном ключе Кантом и Миллем, да и в наши дни по-прежнему ведется среди философов-атеистов, таких как Питер Сингер и Энтони Грейлинг. Более того, большинство современных философов – специалистов по этике – атеисты. Исключив претензии религии на эмпирическое знание, но растянув ее на всю область этики и «смысла», Гулд одновременно и урезал, и расширил религию.

Но как насчет другой стороны – нарушений принципа непересекающихся магистерий со стороны ученых? Да, они тоже имеются. Учебники по биологии начала XX века, к примеру, содержат главы о евгенике, которые в наше время производят отталкивающее впечатление. Сегодня, однако, довольно трудно встретить ученых, которые извлекали бы из результатов своей работы моральные уроки и тем более пытались навязать их обществу. Большинство ученых стараются не переступать границ своей магистерии, и преступления, которые Гулд относит на счет подобных нарушений – это и линчевание, и ужасы обеих мировых войн, и бомбардировка Хиросимы, – имеют слабое отношение к самой науке. Дело скорее в том, что технологии попадают в руки людей без разума и морали. (Позже я попытаюсь доказать, что и в этом наука противоположна религии, чьи злодеяния представляют собой побочный продукт моральных кодексов, имеющихся почти у всех религий.) Кроме того, большинство «нарушений» со стороны науки к тому времени, когда Гулд писал свою книгу, были уже в прошлом, в отличие от многих эмпирических заявлений, которые религия продолжает делать по сию пору.

В наши дни ученые избегают «ошибки натурализма» – стремления извлекать моральные уроки из наблюдений за природой. Вследствие этого они с гораздо большей готовностью, чем философы или богословы, приняли идею непересекающихся магистерий. Специалисты по этике, особенно неверующие, справедливо обижены тем, что их труд теперь проходит под рубрикой «религия». Но следует заметить, что верующие расстроены куда сильнее. Из тысяч религиозных течений на нашей планете лишь в нескольких нет приверженцев или догм, которые делали бы эмпирические заявления о Вселенной. Религия, чей бог не взаимодействует с миром, – то есть религия, которая по Гулду считается «надлежащей», – это такая религия, Бог в которой отсутствует. Честные верующие это признают. Один из таких верующих – христианский физик Иан Хатчинсон:

С этим согласен богослов Джон Хот: