свои длинные руки да ещё и начальнику врёт, что пальцем Петю не трогал. Темчинов же и вовсе «вырос до неба, а дурень – як трэба», как говорит бабушка одного студента. Строит из себя интеллигента, а сам бандит, на роже написано. Едва не кинулся душить Петю! И всё равно он ничего не сделает без воли Пятакова, а тот – сектант, христосик, мухи не обидит. Уничижается… Они бы ещё самобичеванием занялись, как хлысты!

Петино раздражение всей этой компанией росло бамбуковым побегом сквозь тело казнимого и не поддавалось не только обузданию, но и анализу. Теперь он уже не мог даже точно сформулировать для себя, чем конкретно Пятаков со товарищи так его бесит, просто знал – надо, надо всем им противостоять. Но с чего же начать? С чего же, с чего же…

Кстати, о студентах, а точнее, о студентках! К Темчинову в палату каждый день являлись его подручные, крепкие молодые мужики, докладывали о состоянии дел в бригаде и получали указания и нагоняи. А самый здоровый бугай и, кажется, помощник бригадира пришёл как-то за ручку с его, Петюшиной, студенткой Серафимой. Темчинов с бугаём очень удивились, когда она вежливо поздоровалась с Петей, обратившись по имени-отчеству. Поначалу в институте Петя и запомнил-то её из-за созвучия имени и фамилии – Серафима Сурикова. Но заинтересовался не только поэтому, будем уж честными.

Серафима Сурикова – девушка своеобразная и, на Петин взгляд, весьма привлекательная. Родители её самые что ни на есть обычные, из деревни, разве только многодетные, Петя нарочно полюбопытствовал в её личном деле. А она… Наиболее заметным студенткам он про себя придумывал прозвища, так, для развлечения. Учились у него на потоке и Очковая Кобра, и Ночная Кобыла, и Мисс Икс Сайз. Все эти барышни активно использовали свою внешность, в том числе и с целью повышения успеваемости. Серафима же стеснялась своей внешности. Случается иногда и такое.

Наверное, ещё с детства, когда донашивала вещи за старшими сёстрами, а порой и братьями, она привыкла стыдиться своего партизанского вида, и привычка эта из деревни увязалась за ней в город, в общежитие и в институт. Покорно смущаясь, носила она бесформенные куртки, страшные сапоги из прошлого века, а в аудитории неизменно появлялась в безнадёжно устаревших джинсах, какой-нибудь блёклой рубашке навыпуск или растянутом свитере и в кроссовках, подозрительно напоминающих мужские. Самым же удивительным оказывалось то, что все эти жуткие вещи выглядели на ней естественно и только подчёркивали изящество её фигуры.

Например, венцом её зимнего наряда была старинная спортивная шапочка с надписью Sisu. Как-то в снегопад Пётр Фомич встретил Серафиму в этой шапочке и был восхищён выбивающимися из-под неё тёмно-рыжими кудрями. «Привет, Сису́!» – пошутил он и напоролся на серьёзный взгляд серых чухонских глаз. «Здравствуйте! – ответила она и поправила: – Си́су!» Он погуглил, оказалось, «Сису» – это название финского грузовика и переводится оно как «упёртый» или «упрямый». Что ж, Сису так Сису, Сима Сурикова. Тем более что учишься ты настойчиво, хотя звёзд с неба и не хватаешь.

Косметикой Серафима не пользовалась и не нуждалась в ней. Бросая короткие, но пристальные взгляды на девушку во время лекций, Петя прозревал наличие в её крови какой-то северной примеси, лапландской, что ли. Кожа её была чуть смуглой и одновременно бледной, словно долгую полярную ночь не видела солнца. А несколько ярких веснушек, проснувшихся в конце зимы на её носу и высоких скулах, сделали Сису восхитительной в Петиных глазах.

Лёжа на диване в своей неприбранной холостяцкой квартире и понемногу отходя от шока, Пётр Фомич начал составлять в голове план борьбы с шайкой Темчинова – Пятакова и тут же с удовольствием вспоминал высокий рост и тонкие запястья Серафимы, её сильные бёдра, чёткие брови и бледные губы. «Да, хорошим клеймом я её припечатал, Сису! – размышлял он как учёный. – Фонетически оно точно отражает её сексуальность». Петя улыбался при мысли, что ей будет чрезвычайно трудно сдать ближайшую сессию, даже если она согласится приходить на консультации сюда, к нему домой. Теперь он уже был готов поступиться своими деловыми принципами и стать водителем-инструктором этого большого и красивого финского грузовика.

И пусть узнает обо всём её здоровенный ухажёр, а с ним и его бригадир вместе с Пятаковым, они никак не смогут ей помочь. А там – кто знает, что произойдёт? Не только у Темчинова есть связи в городе, глядишь, появится возможность наступить на хвост вредной компашке. Сделайте хотя бы шаг против меня…

Петя встал с дивана и захромал в ванную бриться.

17

Воскресным утром, вообразите, в семь утра в воскресенье ко мне припёрся Вакуум и не отрывал от кнопки звонка своего похожего на сардельку пальца до тех пор, пока я не распахнул перед ним двери. Накануне я допоздна сочинял рифмованные четверостишия (не рискую называть их стихами) и потому не сразу проснулся и услышал звонок.

– Короче, Винни, надо что-то делать, – поздоровался он мрачно, скинул ботинки и прошёл на кухню. – Этот красногубый гамадрил Симке прохода не даёт. С пяти утра не сплю, всё думаю, как быть.

Несмотря на сонное состояние, я сразу понял, о ком идёт речь, но ничего не стал отвечать, ожидая подробностей. Пока Васька ставил чайник, я сполоснул физиономию.

– Завалил её. На дополнительных вопросах. По двум предметам. И ещё улыбается, – продолжил рассказывать он и достал из шкафчика пряники. – Предлагает консультации у себя дома. Она не хочет, боится. Говорит, смотрит на неё, как маньяк. Спросила у девчонок. Те говорят, руки не распускает вроде. Но деньги берёт – только пальцы успевай слюнявить!

Он сел за стол в пуховике и умолк, собираясь с мыслями. Табурет под ним скрипнул. Васька – единственный человек в нашей бригаде ростом выше бригадира. Единственный, кто может выдержать любое его рукопожатие. Но назначил его Чингисхан своим помощником не только за эти доблести, а по совокупности всех качеств личности. Вот как Илья Муромец уважал Добрыню или Алёшеньку Поповича, так и тут…

Вакуум на первый взгляд увалень и тугодум, но после нескольких минут знакомства замечаешь, как с ним легко и хорошо. Я долго не мог понять, чем же он подкупает людей, помимо своей силищи и роста. Что привлекло в нём, например, такую чудесную девушку, как Серафима? А оказалось просто – доброта. «Тебя даже кошки не боятся!» – смеётся она, когда Васька психует, и старается его обнять. Настоящая доброта, такая, чтоб без умысла, – редкий дар.

Ещё Васька по-деревенски хитёр и мудр, и потому любит пошутить и прикинуться дурачком. Когда