— Наверняка он ее ненавидел. Ты не считаешь, что он был вынужден ее убить?

— Сомневаюсь.

— Это же всегда член семьи, так?

— О чем ты?

— Убийца — всегда член семьи.

— Обычно да. А если не член семьи, то точно кто-то из знакомых жертвы. Преступления, совершенные незнакомцами, гораздо реже встречаются.

— Но это же то, чего все боятся. Вот забавно, а? Мы так боимся, что нас зарежет какой-нибудь серийный убийца, а на самом деле должны бояться своих близких.

Я с минуту разглядывала Лили, пытаясь понять, что вдохновляло ее на такие жуткие мысли.

— Лили, ты пытаешься мне что-то рассказать? Ты что, кого-то прикончила?

Она засмеялась.

— На самом деле, знаешь что? Есть только два человека, об убийстве которых я могу хотя бы подумать. Угадай, кто это?

— Твой агент?

— Нет. Хотя это мысль.

— Режиссер твоего последнего фильма?

— Ой, это больное место.

— Прости. Так кто же?

— Ну первый — это тривиально. Мой бывший муж А вторая — моя мать, — Лили мрачно рассмеялась. — И вместо того, чтобы кого-нибудь из них убить, я купила каждому по дому.

— Ты купила Арчеру дом? — я почти кричала.

— Это общее имущество супругов купило Арчеру дом. И яхту. И две машины. И долю в «Планете Голливуд», и так далее, и тому подобное.

— Ух ты. Знаешь что, Лили? Может, нам стоит пожениться? Мне пригодится немного лишних денег.

— Очень смешно. Ха-ха-ха.

Вдруг мне в голову пришла одна мысль.

— Слушай, Лили, а близняшки все еще в садике?

— Да. В следующем году они пойдут в детский сад на Кросс-роуд, — сказала она с гордостью.

Я поняла, что даже не знала, куда раньше ходили Эмбер и Джейд.

— А куда они сейчас ходят?

— В «Храм Бет-Эль», — сказала она.

Я замерла. Лили Грин, воплощение светловолосой арийской женщины, отправила детей в еврейский детский сад?

— Мать Арчера еврейка, — объяснила Лили, заметив ошеломленное выражение моего лица. — И девочки больше никуда не попали. Мы подавали документы еще до «Оскара».

— Ясно. Тебе нравится сад?

— Я его обожаю. Мне нравится, что дети ходят вокруг дома и поют «Шабет шалом, хей!» — пропела она.

— Шабат, — поправила я.

— Да, точно. Шабат шалом, хей! Послушай, вот что я придумала. Я могу спросить директрису — вдруг у них есть еще места на следующий год?

— Нет, не надо. Все в порядке, — сказала я.

Может, это звучит бредово, но мы с Питером никогда не говорили о религии. Мы отмечали все праздники подряд и вроде как притворялись, что все решится само собой. Я просто не могла себе представить, что попрошу его отправить Руби в еврейский детский сад. Это будет означать, что я заняла определенную позицию.

— Правда, я не против. Я спрошу ее завтра, когда буду забирать девочек.

— Лучше не надо. Знаешь, все это еврейство…

— Ох, не смеши. Там полно гоев вроде меня. Я ее спрошу, это не повредит.

Мы еще немного поговорили о Дэниеле Муни, признает ли он себя виновным или предстанет перед судом. А когда допили кофе, Лили предложила подбросить меня домой.

— Нет, я лучше пройдусь. Мне нужны нагрузки.

Только после того, как Лили ушла, я обнаружила, что она оставила счет мне. Опять.

Несколько недель все газеты писали только о трагической истории Абигайль Хетэвей и Дэниела Муни. Дело передали из окружной прокуратуры Санта-Моники в прокуратуру Лос-Анджелеса. Муни предъявили обвинение в убийстве первой степени, что предусматривает смертный приговор и, как следствие, отменяет возможность выхода под залог. Одри несколько раз звонила, но мы так и не встретились. Она сказала, что решила закончить учебный год, прежде чем переехать в Нью-Джерси, и пока живет дома вместе с тетей. Похоже, она справилась с первым приступом радости от ареста своего отчима и теперь страстно желала забыть обо всем этом кошмаре. Я согласилась, что идея хорошая, но про себя гадала, сможет ли она когда-нибудь смириться со смертью матери. Может ли кто-нибудь?

Моя беременность развивалась, и я приближалась к последнему месяцу, с нетерпением ожидая появления Исаака. Я старалась как можно больше времени проводить с Руби, изо всех сил готовила ее к потрясению, которое малыш мог принести в нашу жизнь.

Как-то ночью, уложив Руби спать и отправив Питера работать, я лежала в постели, пытаясь заснуть. Я металась и ворочалась, или скорее пыталась метаться, но не вполне могла передвинуть живот с одной стороны кровати на другую. В конце концов, разочарованная и проголодавшаяся, я встала и сделала себе бутерброд с арахисовым маслом и желе. Вспомнив недавнее раздражение Питера из-за крошек, которые оставались в постели, я решила поесть в кабинете и заодно повозиться с компьютером. Я вышла в Интернет, дочиста облизала пальцы и посмотрела, что творится на сайте «Мамы онлайн». Какое-то время поболталась в чате, но так и не смогла пробудить в себе хоть какой-то интерес к дискуссии о болячках на сосках.

Я решила посмотреть, как Нина Тайгер справляется с арестом своего любовника. Переключилась на «Дежаньюс» и вписала ее имя. Вскоре я устала читать, как она едко отстаивает невиновность Муни, но, к сожалению, еще не устала настолько, чтобы пойти спать. От скуки я набрала ники Муни. Как я уже прочла в переписке Тигрицы, о Койоте на «Полиамурах» говорили много. Кажется, никто не заметил отсутствия «Крутого» на том форуме, который Муни посещал под этим ником, но по «Игрушке-2000» страшно скучали наиболее развратные из его виртуальных приятелей. Поскольку ни один из интернет-знакомых не связывал его с Дэниелом Муни, строилось множество предположений о том, куда подевался «Игрушка».

Я ввела последнее из прозвищ Муни, «ДЕфффочкА». И была потрясена, как никогда в жизни. «ДЕфффочкА», женское альтер-эго Муни, оставила запись на форуме не далее, чем прошлой ночью. Потрясенная, я позвала Питера. Он ворвался в кабинет:

— Что, уже началось? Ты рожаешь? — почти истерически спросил он.

— Нет. Смотри, — я показала на экран трясущимся пальцем.

— Джулиет! Ты должна прекратить так поступать со мной. На что смотреть?

— На «Дежаньюс» есть записи от «ДЕфффочкИ», прозвища Муни, датированы прошлой ночью.

Питер быстро прокрутил страничку.

— И вот на это уходят наши налоги? Доступ в Интернет из тюрем? — возмущенно спросил он.

— В окружной тюрьме нет никакого выхода в Интернет. «ДЕфффочкА» делает записи на свободе.

— Тогда здесь какая-то ошибка. Муни в тюрьме. На «Дежаньюс», наверное, что-то спутали.